Тысяча разбитых осколков
Шрифт:
Я принял душ и переоделся в дорожную одежду, все время гадая, как Сил поживает на ретрите. Я болел за то, через что, как я знал, ему придется пройти, но я умолял вселенную помочь ему пройти через это. Чтобы сделать его сильнее с другой стороны.
Я вышел из комнаты и направился в гостиную. Мама готовила ужин, запахи наполняли дом. Но, проходя мимо комнаты Поппи, вместо того, чтобы пройти мимо, как я делал много раз раньше, я открыл дверь. Оно не изменилось. Я подошел к окну и выглянул наружу. Я знал, что именно здесь она написала мне в своем блокноте. Я провел рукой по сиденью и прошептал: «Спасибо».
Открыв
Я помахал ему, и он помахал в ответ, выглядя как мини-Руна, и на мгновение я почти почувствовал себя юной Поппи, смотрящей на мальчика, которого она обожала. Я провел рукой по ее столу, ее кровати и прошептал: «Люблю тебя, Поппи».
Я закрыл за собой дверь. Ида ждала в коридоре. "Ты в порядке?" — осторожно спросила она.
«Да», — сказал я, с гордостью говоря, что был. Часть меня всегда грустила из-за потери Поппи. Но это была потеря. Это было горе. Мы всегда были немного напуганы. Но мы могли двигаться дальше. В любом темпе, который нам нужен.
— Итак, теперь ты вернулся, и у нас есть все время мира, расскажи мне все подробности о Силе, — сказала Ида. Я рассказал ей все о нем, когда мы разговаривали по телефону и через текстовые сообщения. Было приятно снова так поговорить с сестрой.
«Он ушел рано», — сказала я, и мама с папой тоже подслушали. Мы сели за кухонный стол. «Ему нужно было вернуться в Штаты для получения дополнительной помощи».
«Тебе пришлось выбрать мальчика с татуировками, не так ли?» — сказал мой папа, вызвав ухмылку на моем лице. Ида громко рассмеялась, услышав его описание мальчика, который держал мое сердце в своих ладонях.
«Он не просто мальчик с татуировками, папочка », — сказала Ида. «Он любовь всей ее жизни!» Мое лицо горело под вниманием родителей. Они знали, что мы с Силом вместе. Но только Ида знала, как сильно я его люблю.
Папа фыркнул, а затем сказал: «Это правда, детка? Ты любишь этого мальчика?
Я протрезвел, думая о Силе. Как мне не хотелось ничего, кроме как защитить его от боли и жить в его объятиях. — Он… — Я замолчал, пытаясь объяснить. Затем с понимающей улыбкой я сказал: «Он моя Руна».
Строгое лицо моего папы смягчилось. Мама протянула руку и взяла меня за руку.
«Это так романтично», — задумчиво сказала Ида. «Я тоже хочу свою Руну». Папа пристально посмотрел на Иду, что вызвало у меня взрыв смеха.
«Почему ему нужна дополнительная помощь?» — спросил мой папа. Так я им и сказал. я говорил им, почему Сил был там. Я сохранил большую часть его истории в тайне из уважения к нему. Но я был уверен, что когда-нибудь они с ним встретятся. Они тоже будут ему поддержкой. Для этого им нужно было знать все.
«Благослови этого мальчика», — прошептала мама с грустью в голосе. Папа протянул руку и взял меня за руку. Молча поддержал.
«Он сильный и такой храбрый. Такой добрый, терпеливый и любит меня больше жизни», — сказал я.
Ида положила голову мне на плечо. «Ему просто нужно больше времени».
Я кивнул. «Ему больно, но я знаю, что он справится».
Моя семья ела вместе, и мы смеялись. Когда еда была закончена, я вошел в цветущую рощу и ахнул. Каждый год был одинаковым, но каждый год превращал маленькую
Я села, позволяя теплому ветерку танцевать вокруг моих волос. Я вздохнула, затем с непоколебимым сомнением сказала: «Поппи… я еду в Гарвард».
Выздоровление
Сил
Массачусетс
Конец лета
НЕДЕЛИ ЗА БЕСКОНЕЧНЫМИ НЕДЕЛЯМИ ПРИВЕДИЛИ МЕНЯ К ЭТОМУ. Я НАКОНЕЦ ДОМА. Я положил руку на дверь спальни Киллиана. Я закрыл глаза и глубоко вздохнул. Вся терапия, все однодневные сеансы с Лео, Мией и многими психологами, которые помогали мне в процессе исцеления… они привели меня сюда. Непоколебимая поддержка и еженедельные визиты моих мамы и папы, единственный час, который мне давался на разговор с Саванной каждую неделю, привели меня в это новое место покоя.
Теперь я был сильнее. Я вздохнул легче. Я выпрямился. Я не злился и, самое главное, понимал. Я понял Киллиана так, как никогда раньше. Я понимал его тяжелую депрессию. Я понял, почему он не мог со мной поговорить. Было сложно, но я понял.
Он был моим старшим братом. И я скучал по нему. Всегда буду скучать по нему. Но мне тоже пришлось двигаться дальше.
Я глубоко вздохнул, взялся за ручку, повернул ее и вошел в его комнату. Солнце светило в окно, выходящее на юг. Его кровать была заправлена; каждый дюйм его мебели был чистым. Моя мама держала это в порядке. Я вдохнула воздух комнаты и все еще чувствовала его здесь. У него было был таким ярким и живым, когда был здесь. Он как будто оставил свой отпечаток в этой комнате.
На всех нас, кто любил его больше всего.
Стены его спальни были храмом хоккея. Я провел пальцами по его футболке с автографом «Брюинз», обрамленной и защищенной стеклом. Затем я остановился у его гарвардской футболки. Тот, который он получил при своем первом старте на первом курсе. Я был на той игре. Я помню, как улыбался так широко, что у меня заболели щеки.
Затем я успокоился, увидев стену, полную наших с ним фотографий. Несколько месяцев назад это бы меня выпотрошило. Мне все еще было грустно, глядя на эти фотографии. Мы оба счастливы, в наших широких улыбках обещано прекрасное будущее. Но больше всего мое внимание привлек старый и потертый билет «Брюинз», прикрепленный к его пробковой доске.
Тот самый, который соответствовал билету, на котором он написал мне прощание.
Мой желудок сжался. Я разорвал его. Мне так надоело грустить, и в момент гнева я разорвал его и оставил в Японии.
Больше всего на свете мне хотелось иметь этот билет сейчас. Месяцы терапии облегчили все то плохое, что я видел в смерти Киллиана. Видя, как он разбился, держа его в своих объятиях… Я глубоко вздохнула, когда мое тело пробежала дрожь, воспоминания о той ночи все еще были тяжелыми. Я всегда так думал.