Тысяча слов
Шрифт:
– Тренер?
Она подняла глаза.
– Пойди, возьми свой замок и принеси его мне.
Я стояла, пытаясь понять, что она говорит.
– Спорт – это привилегия, а не право. Ты потеряла эту привилегию. Ты исключена из команды.
На мгновение это показалось мне таким
Тренер встала, ее стул издал ужасный металлический визг по полу, и посмотрела на часы.
– Поспеши, у меня через десять минут начинается урок.
Я прошла через раздевалку и набрала комбинацию на замке, который мне выдали в первый год обучения, когда меня приняли в команду. В последний раз я его сняла и передала тренеру. Она окинула меня почти сочувствующим взглядом.
– Я знаю тебя какое-то время, Эшли, и что-то говорит мне, что всё это произошло случайно или как-то вышло из-под твоего контроля.
Я кивнула.
– Но это не меняет того факта, что ты приняла плохое решение, провернув это дело.
– Я знаю.
Мальчик, которого я когда-либо знала. Знала, и знала, и знала.
– И ты знаешь правила игры. Если ваши оценки упадут или вы столкнетесь с какой-либо проблемой в школе, вы вне команды. Без исключений. Я должна сделать это.
Она несколько раз постучала замком по ладони, и, если бы я не была столь проницательной, я бы подумала, что она почти сожалела из-за того, что исключала меня из команды.
Появилась миссис Уэстли, ее каблуки эхом отзывались от шкафчиков. Она указала головой за угол.
– Эшли? Ты готова? Твой отец здесь. Он в офисе ждет тебя.
Проклятье, нет, я не была готова. Я никогда не была бы готова встретиться с ним. Я до сих пор не знала, как я это сделаю. Но не могу же я оставаться в раздевалке для девочек навсегда, надеясь, что он уйдет. В конце концов, он придет сюда и найдет меня. И тогда он будет очень зол – как будто он уже не разозлился.
– Простите, тренер, – сказала я.
– Мне тоже жаль, Эшли. Ты хороший бегун. – Она печально покачала головой, что только заставило меня почувствовать себя хуже.
Я последовала за миссис Уэстли из раздевалки. В спортзале было несколько мальчиков, играющих в баскетбол, некоторые из них останавливались и пялились на меня, когда я выходила. Каким-то образом это было хуже, чем обзывание – тихие любопытные взгляды. Я знала, о чем они думают сейчас. Они радовались, что это не их выгнали из школы, и они не могли
Папа ничего не сказал мне по дороге домой. Мы сидели в полной и абсолютной тишине, и это было еще хуже, чем если бы он отчитывал меня. То, что начиналось как способ привлечь внимание Калеба, теперь принимало угрожающие размеры между нами на переднем сиденье папиной машины. Что-то большое, уродливое и непроницаемое.
Когда мы приехали, папа вышел из машины и скрылся в доме, оставив меня одну. Несколько минут я сидела молча, прислушиваясь к тиканью и пощелкиванию охлаждающего двигателя, затем собрала вещи и вошла внутрь, убегая прямо в свою комнату и запирая дверь. Я ожидала, что в любой момент сюда ворвется рассвирепевший папа, хотя он такого никогда не делал. Я сидела на кровати, уныло удаляя сообщения, и наблюдала, как солнце опускалось в небе, и как тянулся день.
Мой телефон зазвонил. Это была Вонни. Я слышала скрип обуви на полу в спортзале, когда ее товарищи по команде делали разминку.
– Я сказала тренеру, что у меня судороги, поэтому она позволила мне взять пять минут перерыва, – прошептала она в телефон. – Но я слышала, что тебя отстранили, поэтому я хотела убедиться, что с тобой всё в порядке.
– Я полагаю.
– Твой отец взбесился?
– Пока нет, – сказала я. – Он собирается меня убить.
Я услышала свисток, и голос Вонни стал еще тише.
– Он справится с этим. Не похоже, что ты первый человек, который когда-либо влипал в неприятности. Он взбесится, вероятно, наорёт на тебя, а потом забудет об этом.
– Я в этом сомневаюсь, – сказала я, затем остановилась. – Прости. За ссору. Я вела себя как стерва.
– Ничего страшного. Я имею в виду, мне не нравится, что ты думаешь, будто всё это моя вина, но всё в порядке. Ты под стрессом. Я поняла.
– Я не думаю, что ты виновата, Вон.
– Я, вероятно, не помогла с кремом для бритья, – сказала она.
– Наверное, нет, – согласилась я. – Между прочим, меня отстранили из команды тоже.
– Не-а!
– Ага. По сути, моя жизнь закончилась. У меня ничего не осталось. Нет Калеба – хотя вряд ли он мне нужен – нет школы, нет команды. Я уверена, что буду под домашним арестом всю жизнь. У меня нет даже моего достоинства.
– Мне жаль, Лютик. – Она сделала паузу. – Но у тебя отличные сиськи. Всем это известно.
Она захихикала, ее дыхание отдало свистом в телефоне, и когда я не рассмеялась, она спросила: