Тысяча свадебных платьев
Шрифт:
– Согласна. Но тем не менее это так. Пока тебя не станут хорошо продавать на аукционах, никто не возьмет на себя риск выставлять твою работу. Будь моя воля, я позаботилась бы о том, чтобы существовали галереи для художников, о которых никогда и никто не слышал.
– В самом деле?
– Ну да.
– Так возьми и открой такую галерею. Прямо здесь, в Бостоне.
Рори ошарашенно уставилась на Хакса, в то время как в голове у нее уже начал стремительно прорисовываться замысел. Выставочная площадка для художников, о которых еще никто не слышал. Она пока даже не представляла, как это можно реализовать, да и матери эта идея категорически не понравится… И все же при этой мысли все ее существо охватил трепет волнения и
– Ты и правда думаешь, у меня получится?
– А почему нет? У тебя есть материальные средства, есть связи – и, главное, есть мечта.
– А что, если это все, что есть? Одна мечта?
Хакс обхватил ее за плечи и, притянув к себе, поцеловал в макушку.
– Мечты – они как волны, детка. Надо лишь дождаться нужной волны – той, что словно несет на себе твое имя. И когда такая волна подойдет – ты должен вскочить на нее и мчаться. Так вот, в этой мечте – только твое имя!
Тогда Рори в это всей душой поверила. Но осталась ли в ней эта вера до сих пор?
Ее мечта всерьез заняться арт-текстилем зародилась как пристрастие к винтажной одежде. И вовсе не потому, что она любила наряды. Говоря откровенно, Рори вообще никогда не интересовалась модой. В одежде ее пленяла ткань – то, как она скользила в движении, как ощущалась, как себя вела. Муаровый шелк, рубчатый трикотаж, накрахмаленная кисея, полупрозрачное кружево, узелковый твид и мягчайшие ткани из шерсти ягненка. У каждой – своя удивительная текстура и индивидуальность.
Первая ее попытка что-то сотворить была грубоватой и бесхитростной, и все же страсть к творчеству уже глубоко проникла в ее кровь, побуждая Рори совершенствовать свое искусство, претворяя все новые замыслы и осваивая новые техники. И вскоре то, что начиналось как невинное пристрастие, переросло в потаенную одержимость, вылившуюся в итоге в коллекцию работ с общим названием «Созерцание шторма». Мать относилась к ним всего лишь как к «проектам в области декоративно-прикладного искусства», однако владелец фирмы по дизайну интерьеров настолько проникся энтузиазмом, что выставил несколько работ Рори в витрине ателье. К концу лета он уже распродал всю коллекцию, включая и ту, что висела теперь в ресторане «Finn».
Когда ей позвонили сообщить, что «К северу от ноября» продали и отныне он будет висеть в публичном месте, Рори была так взволнована, что ворвалась в мамин кабинет без стука. Камилла снисходительно улыбнулась, выслушав новость, и заявила, что ничуть этому не удивлена. Что, мол, это очень удачное место и что туристы такое любят. Мать вовсе не стремилась принизить достоинство ее работы, и все же эти слова задели Рори довольно сильно, хоть она и старалась не показывать обиду. После этого она все меньше и меньше времени занималась творчеством – пока Хакс, заговорив о галерее, снова не разжег в ней интерес к искусству. Однако вскоре Хакс пропал – и возрожденное им пламя погасло.
К тому моменту, как звякнула микроволновка, Рори уже напрочь утратила интерес к разогреваемому супу. Вместо обеда она отправилась в гостевую комнату, в которой обустроила мастерскую. Она и ногой сюда не ступала с тех пор, как исчез Хакс. Поначалу она работала здесь с самозабвенной увлеченностью – а потом не в силах была даже смотреть на то, что так напоминало ей о нем.
Комната показалась Рори отчего-то меньше, нежели ощущалась прежде. Тесной, порядком захламленной и немного давящей. В воздухе все еще висел запах тканевого клея. Один угол мастерской занимал письменный стол, усеянный каталогами художественных принадлежностей, в другом – стоял мольберт для эскизов. Вдоль одной из стен тянулись полки со всевозможными тканями, а перед окном стояла подержанная швейно-вышивальная машинка «Bernina», которую она приобрела на первых порах, но использовала редко, внезапно обнаружив, что предпочитает все же вышивать вручную.
Рори посмотрела на так и оставшуюся без рамки работу, на которой гигантская волна обрушивалась на одну из стен крепкого гранитного маяка. Это была ее любимая картина. Замысел был навеян увиденной однажды фотографией, которая навсегда засела у нее в памяти. Рори назвала работу: «Бесстрашный» – именно таким и ощущался тот маяк. Стойким, бесстрашным и непобедимым.
Еще четыре ее работы хранились в чулане – часть новой коллекции, над которой Рори как раз и работала, когда Хакс пропал. Совсем не так давно (неужели и впрямь минуло всего пять месяцев?) она прикидывала, как эти текстильные картины будут висеть на стене галереи – ее собственной галереи. Теперь же она была не в состоянии представить что-либо подобное.
Пройдя дальше в комнату, Рори остановилась перед двумя большими пяльцами-станками, где уже столько месяцев томилась пара незаконченных произведений. Провела пальцами по одному из них, вспоминая, сколько часов кропотливого валяния ушло на создание каждого изображенного водоворота, каждого взвихрения волны. Теперь она уже их и не закончит. С осени начнется учеба, и у нее просто не будет на это времени. Да и особого смысла в этой работе она уже не видела.
Внезапно у нее снова возник перед глазами тот заброшенный дом на Ньюбери-стрит. Она испытала в тот миг на перекрестке весьма необычное ощущение: как будто кто-то легонько похлопал ее по плечу, и она обернулась, ожидая увидеть за спиной давнего друга. Это не имело ничего общего с теми холодными бесприютными помещениями, которые она в прошлом году осматривала для своей галереи. Внезапно Рори с полной ясностью осознала, что именно это здание на Ньюбери-стрит идеально подходит под задуманную ею галерею искусств – наполненную историей и очарованием старого Бостона, а также теми необыкновенными произведениями, которые она предполагала там выставлять. Идеальное сплетение старого и нового.
«Неслыханное дело».
Название, точно зыбкий шепот, легонько всколыхнулось в ее сознании, словно кусочек реальности, напомнивший о себе после долгого тяжелого сна. Она что, всерьез сейчас об этом размышляет? О том, чтобы жить дальше, осуществлять былые планы, которые отбросила не один месяц назад? А как же Хакс? Не будет ли эгоизмом с ее стороны созерцать красоты галереи, в то время как его жизнь – точнее, их общая жизнь – по-прежнему висит на волоске? И тем не менее Рори сейчас явственно чувствовала, как оживают в ней давно, казалось, омертвевшие планы.
«…В этой мечте – только твое имя!»
Не давая погаснуть этому импульсивному порыву, Рори выдвинула ящик стола и, пошарив среди содержимого, нашла визитку Бретта Глейсона, агента по недвижимости, которого она нанимала в прошлом году для подбора помещения под галерею. Она посмотрела на карточку, с трудом подавляя желание немедленно позвонить.
Что плохого, если она просто поинтересуется тем зданием? Вряд ли ей это, конечно, что-то даст. Не похоже, чтобы в этом доме вообще что-либо находилось. Так что она всего лишь удовлетворит свое любопытство. Так сказала себе Рори, набирая номер.
Спустя пару дней Бретт, раздобыв информацию, ей перезвонил. Когда послышался звонок, Рори несла в гостиную тарелку с яичницей. Как и всякий раз, стоило раздаться звонку, она застыла на месте. Что это? Вдруг какие-то вести о Хаксе?
Поставив тарелку на стол, Рори быстро обвела взглядом комнату, ища беспроводную трубку. К тому моменту, как она нашла аппарат, сердце уже выскакивало из груди.
– Алло?
– Приветствую, это Бретт.