Тысяча забытых звёзд

Чурсина Мария Александровна

— Эх ты. Иди домой, тебя же здесь никто не держит. Расшифруешь свои ленты потом.

Аудитория снова наполнялась галдящими студентами — слишком громкими, от них мысли путались ещё сильнее. Вот зашёл преподаватель, и они притихли.

— У меня работы полно, — вполголоса пожаловалась Альбина. Этим летом она ездила в Мёртвую долину и привезла оттуда кучу материала. Альбина радовалась: теперь она точно успеет к сроку, но для проформы ворчала: столько работы. Диссертация, три статьи в институтский

журнал, всё как у людей.

«Кафельный пол. Как выбраться, как выбраться, как…»

— А ты похудела, — сказала Альбина задумчиво. — На какой диете сидишь? Мне тоже надо бы.

Свитер болтался на Владе, как на вешалке. Она заставила себя подняться, допила кофе. Горячая жидкость прокатилась вниз по пищеводу. Она должна была согреть, но только обожгла язык, а холод внутри остался.

— И правда, пойду. Схожу в больницу, — сказала Влада, и вышла из аудитории, уронив стул. Преподаватель и студенты — все разом — смотрели ей в спину, пока не хлопнула дверь.

Она выбрала такую больницу, где не было шанса встретить кого-то из знакомых, взяла талончик в регистратуру. Очередь тянулась медленно: мужчина долго выяснял на повышенных тонах, как работает окулист, потом бабушка искала в сумке очки. Когда на электронном табло регистратуры высветился её номер, Влада вздрогнула.

— Запишите меня к психотерапевту.

Регистраторша со всепрощающими глазами застучала пальцами по клавиатуре.

— Поднимайтесь, он будет свободен через полчаса.

Так скоро? Её ладони взмокли. Влада думала явиться сюда через неделю. К тому времени ещё остался бы шанс, что станет лучше. Что пройдёт само, и ей не придётся снова идти через мраморный холл, где все до единого как будто видят, к какому именно врачу она берёт направление.

Лифт был весь в зеркалах, и ей пришлось смотреть в пол. Зеркал Влада не любила, она их даже у себя дома отвернула к стенам. Эта холодная гладкость…

«Кафельные стены пахнут больницей. Пол пахнет плесенью и больницей. Выпустите меня отсюда, выпустите, выпустите!»

— Девушка! — сердито повторили у неё за спиной.

Влада очнулась — и вышла на этаже. Кабинет врача оказался в самом конце разветвлённого коридора. Здесь же заботливо поставили ряд пластиковых кресел, но сидеть она не могла и встала — у окна, за которым был тихий морозный город. Хоть бы немного отвлечься.

Она закрыла глаза всего на секунду, а в сознание уже хлынула темнота и запах сырого брошенного подвала. Невыносимо болела нога. Влада лежала на полу и не могла подняться, и тихо стонала. В голос закричать не могла — голос не подчинялся.

— Вы по записи?

Она вздрогнула и обернулась: из-за двери на неё смотрел мужчина в спортивном костюме. В пустом отростке коридора они были одни, а значит — это врач. Надень

он крахмальный халат, и Влада соврала бы, что нет, она не к нему и вообще заблудилась. Но пришлось кивнуть.

— Проходите.

Стул находился чересчур близко. Вот бы передвинуть его назад. Так она оказалась лицом к лицу с врачом. Он взял из её рук направление, раскрыл журнал и принялся писать. Спросил, не отрываясь:

— Рассказывайте, что вас беспокоит.

Раз уж пришла, нужно говорить. Влада отвела взгляд.

— Я вспоминаю то, чего не было.

— К примеру? — Он посмотрел внимательно и сочувственно, так, словно ему и вправду было дело до её воспоминаний. Серьёзный мужчина в очках, и ручка покачивалась в его пальцах, как будто раздумывала, клюнуть ли станицу в большой клетчатый бок, или не клюнуть.

— К примеру, я всё время вспоминаю какой-то подвал, там сыро, пахнет плесенью, темно. И меня заперли в нём. Я не могу найти выход.

Ручка всё-таки ткнулась в журнальную страницу, ещё пару слов он написал и замер. Влада не могла разобрать, что это за слова, хоть и сидела довольно близко.

— Почему вы думаете, что этого не было? Может, в детстве или в какой-нибудь книжке?

Влада втянула воздух, как будто собиралась нырять. Воздух пах шоколадом.

— Я точно знаю, что не в детстве. В этих воспоминаниях я уже взрослая, я даже помню, как я одета. Но это не всё, есть ещё и другие воспоминания. Например, дом на самом краю деревни, рядом с железной дорогой. Ночью там так темно, что видно целую россыпь звёзд. Помню собаку в будке, и имя её такое странное, Генерал что ли. А я выросла в городе. Я в жизни не бывала в деревне, спросите хоть у моих родителей.

Врач свёл руки под подбородком.

— Давно это у вас?

— Давно. С пятнадцатого сентября. Я запомнила.

Даже если он не присвистнул, Влада почувствовала, что ему очень хочется присвистнуть.

— Почему вы пришли сейчас? Вы же сами пришли?

Она кивнула: сама. В голом отростке коридора её никто не ждал.

— Просто я больше так не могу. Раньше это было редко и не так ярко. А сейчас — постоянно, без конца. Иногда я просыпаюсь ночью и не могу понять, где я: у себя дома или в том подвале.

— Хорошо. — Ручка опять заплясала по журнальному листу. — Расслабьтесь, вы уже пришли, значит, сделали первый шаг. Вы — храбрый заяц, но нельзя бороться с этим в одиночестве.

Он писал, а Влада молчала, нервно сжимая и разжимая пальцы. Тяжело шевелился за окнами город. С десятого этажа он казался приземистым и промёрзшим, по сизым венам дорог ползли сизые машины.

— Что у вас с руками?

Она уставилась на свои ладони, исполосованные запёкшимися шрамами. Как ему объяснить?