Тысячекрылый журавль. Стон горы
Шрифт:
Кикудзи видел ее в последний раз, когда умер отец, на обряде прощания с усопшим.
За эти четыре года она совсем не изменилась. И белая длинная шея, не очень гармонировавшая с полными, округлыми плечами, и вся ее не по возрасту стройная фигура были точно такими, как тогда. Раньше Кикудзи казалось, что по сравнению с глазами нос и рот у нее слишком маленькие. Но теперь он хорошенько рассмотрел ее лицо: нос был правильный, хорошо очерченный, очень милый, а нижняя губа в определенных ракурсах, когда госпожа Оота разговаривала, чуть-чуть выдавалась вперед.
Дочь унаследовала от матери длинную шею и округлые плечи.
Бросив взгляд на огонь, тлеющий в очаге, Тикако сказала:
– Инамура-сан, может быть, вы предложите Митани-сан чашечку чаю? Сегодня мы еще не имели удовольствия полюбоваться вашим стилем.
– Пожалуйста.
Девушка, у которой было фуросики с тысячекрылым журавлем, поднялась.
Кикудзи сразу про себя отметил, что она все время сидела рядом с госпожой Оота. Но, увидев госпожу Оота, он избегал смотреть на эту девушку.
Предложив дочери Инамура подать чай, Тикако, очевидно, хотела, чтобы Кикудзи мог хорошенько ее рассмотреть.
Девушка присела перед котелком и, чуть повернув голову, спросила:
– А в какой чашке?
– На самом деле, в какой? – подхватила Тикако. – Пожалуй, лучше всего в этой вот. Мне подарил ее покойный господин Митани. Это его любимая чашка.
Кикудзи отлично помнил эту чашку, которую сейчас поставила перед собой дочь Инамура. Отец действительно всегда пил чай из нее. Но… она досталась отцу от вдовы Оота.
Бедная госпожа Оота! Наверное, ей сейчас очень горько: любимую чашку покойного мужа она уступила господину Митани, а тот взял да и подарил ее, и кому… Тикако!
Бесчувственность и бестактность Тикако поразили Кикудзи.
Впрочем, госпожа Оота в этом отношении ничуть ей не уступала.
Над очагом поднимался легкий пар. Он клубился, будто сплетая прошлое этих двух уже не очень молодых женщин. А на этом фоне юная дочь Инамура с безукоризненной чистотой исполняла обряд приготовления чая. Кикудзи вдруг остро ощутил всю красоту девушки.
3
А дочь Инамура, наверное, и не подозревала о намерении Тикако показать ее Кикудзи.
Она совершенно спокойно приготовила чай и без тени смущения подала чашку Кикудзи.
Выпив чай, Кикудзи стал любоваться чашкой. Это был черный орибэ [6] : на одной стороне на белой глазури художник черной краской изобразил молодой побег папоротника.
– Вы, конечно, ее помните, – сказала Тикако.
– Что-то подобное припоминаю… – неопределенно ответил Кикудзи, опуская чашку.
6
О р и б э – один из видов керамики.
– Этот побег папоротника передает ощущение горной местности. Чашка очень хороша для ранней весны, Митани-сан пил из нее именно в это время года… Сейчас она, конечно, немного не по сезону, но я подумала, что вам будет приятно подержать ее в руках.
– Ну, что вы, отец ведь так недолго владел этой чашкой! У нее своя история. Если не ошибаюсь, она проделала долгий путь, пока дошла до нас – от мастера Рикю эпохи Момояма [7] .
7
Вторая половина XVI века.
Чашка от господина Оота перешла к его вдове, от нее – к отцу Кикудзи, а от отца – к Тикако. Из этих четверых людей двое – мужчины – уже умерли, а двое – женщины – присутствуют сейчас на чайной церемонии. Разве этого недостаточно, чтобы назвать судьбу чашки необычной?
– Мне бы тоже хотелось выпить из этой чашки. Я ведь из другой пила, – вдруг сказала госпожа Оота.
Кикудзи снова поразился. Что за странная женщина – то ли глупая, то ли совсем уж бесстыжая.
На ее дочь, не осмеливавшуюся поднять глаз, было жалко смотреть.
Инамура приготовила чай для госпожи Оота. На девушку были обращены все взгляды. Но она оставалась совершенно спокойной, не подозревая, какие страсти бушевали вокруг черного орибэ.
Девушка исполняла обряд по всем правилам, как ее учили. Она делала все просто и естественно, безо всякой манерности. Казалось, чайная церемония доставляет ей истинное удовольствие. Да и во всей ее фигуре, в каждой ее позе была благородная простота.
На сёдзи за спиной девушки падала тень от молодой листвы, и ее яркое нарядное кимоно мягко светилось отраженным светом. От волос тоже исходил этот свет.
Пожалуй, для чайной церемонии в комнате было слишком светло, но свет только подчеркивал красоту девушки. Ее фукуса [8] , алая, как пламя, не казалась претенциозной, а, напротив, усиливала впечатление юной весенней свежести. Словно у нее в руках цвел красный цветок.
Казалось, еще секунда – и вокруг девушки закружатся тысячи крохотных белоснежных журавлей.
– Зеленый чай в темной чашке – как это прекрасно! – сказала госпожа Оота. – Невольно приходит сравнение с молодыми весенними побегами…
8
Фукуса – салфетка для чайной церемонии, обычно бывает белая.
Хорошо еще, что она не сказала, кому принадлежала чашка, пощадила память мужа.
Потом начался осмотр чайной утвари. Девушки не очень-то в ней разбирались, но для приличия восхищались и внимательно слушали объяснения Тикако.
И мидзусаси и тясяку [9] раньше принадлежали отцу Кикудзи. Но Тикако об этом не упомянула. Кикудзи, разумеется, тоже промолчал.
После осмотра посуды девушки одна за другой начали расходиться. Кикудзи рассеянно смотрел на них, когда к нему подошла госпожа Оота.
9
Мидзусаси – нечто вроде кувшина для воды, из которого подливают воду в котелок, стоящий на очаге; тясяку – ковшик, чаще всего бамбуковый, которым черпают кипяток из котелка.