Тюдоры. «Золотой век»
Шрифт:
Коронация состоялась через три недели, 15 января 1559 года. Церемония стоила Короне 16 тысяч фунтов стерлингов, и примерно столько же пожертвовали отцы города Лондона, истинный оплот социального порядка. Что интересно – епископа для проведения церемонии коронования выбрала сама королева Елизавета, и им оказался едва ли не последний в иерархии Церкви Англии, Оуэн Оглторп, епископ Карлслайский.
Кардинал Поул, примас Англии, кардинал Кентерберийский, скончался в тот же день, что и королева Мария, Хеф (Heath), епископ Йорка, сослался на нездоровье. Формально вслед за ними по статусу стоял епископ Лондонский. Но он был известен своим пристрастием к преследованию еретиков и протестантами именовался «кровавым епископом» с репутацией не лучше той, которая была у королевы
Получить корону из его рук Елизавета не захотела. К тому же он был глубоко убежденным католиком, как и все епископы, назначение которых пришлось на царствование Марии Тюдор.
В принципе, он должен был проделать формальную процедуру, расписанную до мелочей, но королева, по-видимому, не захотела рисковать даже в формальных вещах. Так что она избрала такого епископа, от которого неприятностей можно было не ожидать.
25 января 1559 года первый Парламент нового царствования собрался в Вестминстере. Ему предстояло принятие важных решений.
II
В числе мер, принятых новой королевой, было и преобразование Тайного Совета (Privy Coincil). Томас Кромвель в свое время сделал из него такой инструмент власти, который был способен функционировать в качестве эффективного правительства, и вот им Елизавета занялась сразу, буквально через несколько часов после того, как стала королевой Англии. Очень быстро она урезала его состав с 30 человек до 19 и сделала так, что одни члены Совета уравновешивали других, оставляя таким образом конечные решения в руках самой королевы. 10 человек из числа советников принадлежали к «консервативной партии» времен Генриха Восьмого – они безоговорочно принимали идею главенства английского монарха в делах Церкви, но в целом стояли за сохранение традиций. С другой стороны, девять советников были протестантами, вполне согласными с политикой Томаса Кранмера и его питомца, юного короля Эдуарда.
Что было важно, так это то, что в числе членов Тайного Совета не было ни одного священника, к какой бы версии доктрины он ни принадлежал.
С чисто деловой точки зрения самым заметным человеком в окружении Елизаветы был сэр Уильям Сесил. В 1558 году ему исполнилось 38 лет, и он был человеком придворным уже в третьем поколении. Еще его дед совсем мальчишкой примкнул к войску графа Ричмонда, ставшего первым королем династии Тюдоров, сделался пажом при его дворе – и с тех пор семья Сесил считалась верной и достойной некоторого внимания. Впрочем, ни дед, ни отец Уильяма Сесила особых высот не достигли, хотя и сумели разбогатеть в степени, внушающей к ним уважение.
Уильям Сесил в 14 лет поступил в университет в Кембридже. Он учился очень хорошо, но не все свое время отдавал занятиям и в итоге женился совсем молодым на дочери своего преподавателя греческого, некоего Джона Чека, чье семейство содержало винную лавочку. Семейство Сесил приняло этот брак без особой радости, и Уильяму пришлось оставить университет. Отец отослал его в Грейс-Инн, юридическую ассоциацию в Лондоне, и там он показал себя таким же прекрасным студентом, как и в Кембридже. К 1543 году он овдовел и в 1545-м, в возрасте 25 лет, женился еще раз, теперь уже куда удачней – на Милдред Кук, дочери гувернеров короля Эдуарда. Таким образом, Уильям Сесил получил исключительно полезные связи и по очереди служил Сеймурам и Дадли. В 1551 году он унаследовал отцовские земли в Линкольншире и был посвящен в рыцари – теперь он именовался сэр Уильям. Исключительно осмотрительный человек, он благополучно пережил годы правления королевы Марии, хотя и принадлежал к окружению ее сводной сестры, материальными делами которой был назначен заведовать.
Став королевой, Елизавета сделала его своим главным советником и в назначении этом не ошиблась. Он когда-то сказал ей, что его советы будут даваться совершенно честно и искренне, независимо от того, что думает на эту тему сама королева, и что он будет защищать свою точку зрения даже против нее, но, получив окончательный приказ действовать, будет проводить в жизнь то, что королева ему прикажет, теперь уже без оглядки на собственное мнение.
Вот
«… Я действительно придерживаюсь и всегда буду придерживаться такой линии в тех делах, по которым мое мнение не совпадает с мнением Ее Величества: до тех пор пока мне будет позволено давать советы, я не буду менять свое мнение, утверждая противоположное, ибо таким образом я оскорбил бы Господа, которому я прежде всего повинуюсь, но как слуга я буду повиноваться приказаниям Ее Величества, ибо неразумно противоречить одному и тому же, принимая во внимание, что здесь она главный исполнитель воли Господа, и это Господня воля выполнять ее приказы после того, как я выполнил свой долг в качестве советника, и в глубине моего сердца я буду желать ее распоряжениям такого успешного осуществления, какое, я уверен, она задумывала…»
Надо сказать, что именно такого образа действий он и держался – и его повелительница настолько уважала своего советника, что окрестила его своим «умом». Она охотно давала прозвища своим приближенным, и получить такого рода особое имя было знаком ее расположения.
Но, понятное дело, 25-летняя женщина не могла жить одним «умом»…
III
Роберта Дадли, очень скоро назначенного конюшим королевы, она звала своими «глазами». Роберт был сыном Джона Дадли, когда-то всемогущего герцога Нортумберлендского, казненного Марией Тюдор. Дадли-младший был другом детства Елизаветы – у них был один учитель, Роджер Эшам. Но, понятное дело, после ареста его отца в Тауэр угодил и Роберт. Ему, однако, удалось выбраться оттуда живым – политика поменялась, заключенных начали выпускать, и леди Дадли сумела выцарапать из тюрьмы всех своих сыновей, кроме Гилфорда, казненного вместе с отцом и с женой, леди Джейн Грей.
Полную амнистию Роберт Дадли получил благодаря заступничеству дона Филиппа – в числе прочих молодых английских дворян Роберт сражался против французов на стороне Испании и участвовал в славной испанской победе под Сент-Квентином. После Французской кампании Елизавета взяла его к себе, и он жил при ее маленьком «дворе» в Хэтфилде. Он был хорош собой, прекрасно танцевал и после восхождения Елизаветы на престол стал обычным партнером королевы во всех придворных развлечениях.
Все только и шептались о том явном предпочтении, которое она ему оказывала.
И в самом деле – Роберт Дадли получил орден Подвязки, его включили в Тайный Совет и наделили землями в Йоркшире. А еще он получил место смотрителя Виндзорского дворца и выгодную лицензию на экспорт сукна без обложения налогами в пользу королевской казны.
В сочетании с подаренным ему королевой дворцом в Кенилворте все это выглядело как первый шаг к чему-то большему, и любимой сплетней при дворе было обсуждение того, как скоро Роберт Дадли станет герцогом. Обсуждалась и возможная женитьба на королеве – конечно, не сию минуту, а только тогда, когда ему удастся избавиться от его законной супруги. Ибо Роберт Дадли был женат, и уже давно. И хотя его супруга, Эми Робсарт, безвыездно жила в провинции, и представить ее ко двору он не спешил, она все-таки существовала.
Как докадывал испанский посол своему государю, дону Филиппу:
«…Лорд Роберт сделался хозяином всего государства и даже самой особы государыни и собирается принести неисчислимый вред интересам королевства, женившись на королеве…»
Он сообщал также, что когда Уильям Сесил намеревался поговорить с королевой о важных государственных делах, он не мог добиться аудиенции, потому что она была слишком занята приготовлениями к балу или к охоте. Конечно же, и то и другое было плодом организационных усилий лорда Роберта – что приводило сэра Уильяма Сесила просто в отчаяние. Он считал, что Роберт Дадли решительно не способен к тому, чтобы подать королеве нужный совет в важном деле, а годен только на то, чтобы отвлекать ее развлечениями. И вообще, он слишком глуп, пуст и недостаточно образован. Испанский посол держался примерно такого же мнения и писал в этом духе к своему двору.