Тюдоры. «Золотой век»
Шрифт:
Эскадра лорда Генри Сеймура подошла из-под Дюнкерка и соединилась с главными силами.
Ночью на стоящий на якоре испанский флот было совершено очередное нападение, на этот раз брандерами – судами, набитыми горючими материалами. Это был распространенный прием, примененный недавно в Антверпене. При взрывах тогда погибло больше 1000 испанских солдат и моряков – так что этих «плывущих костров» боялись буквально как огня, который они, собственно, из себя и представляли. Возникла паника, многие корабли попытались уйти в море, несмотря на категорический приказ оставаться на якорях.
Огромными усилиями Медина
С целью спасти бежавшие из Кале суда весь флот снялся с якоря и вышел в море по направлению к Дюнкерку. Англичане последовали за ним. Под Гравелином произошло новое столкновение – артиллерийская дуэль шла целый день, и испанцам опять удалось избежать разгрома – их «тесная формация» опять устояла. И тут Медина Сидония получил ужасную, совершенно смертельную новость: армия Александра Фарнезе не сможет соединиться с Армадой.
Собственно, об этом гигантском промахе в планировании операции он знал уже несколько дней. В Мадриде каким-то образом забыли, что баржи с солдатами герцога Пармского не смогут выйти в открытое море прямо сразу, а должны идти довольно широкой полосой мелководья, на которой безраздельно господствовал «летучий флот» морских гёзов, восставших голландцев.
Неуклюжие корыта, набитые солдатами, как бочки сельдью, голландцы попросту потопили бы, это был самый простой и надежный способ погубить испанскую армию. Герцог Пармский настаивал на необходимости сперва захватить глубоководный порт, в котором Армада могла бы встать на ремонт и принять на борт армию, но все его призывы не были услышаны – в Мадриде настаивали на скорейшей операции и не хотели слушать никаких резонов.
Король ровно ничего не сообщил командующему своим флотом, до самого Кале герцог Медина Сидония был уверен, что как-то он все-таки сможет встретиться с войсками Фарнезе. В Кале он понял, что вторжение в Англию уже ни при каких условиях состояться не сможет, но у него была надежда, что герцог Пармский сумеет доставить Армаде припасы, в первую очередь – порох.
После Гравелина эта его надежда бесповоротно рухнула – герцог Пармский не смог наскрести даже десяток-другой легких кораблей, которые смогли бы прорваться сквозь мели и блокирующие мелководные районы побережья корабли голландцев и добраться до Армады.
Пороху оставалось по 2–3 выстрела на орудие.
IV
Положение выглядело безвыходным. Продолжать сражение было невозможно – нечем было стрелять. Встать на якорь и подремонтировать корабли было негде – на всем побережье не было ни одного порта, который принял бы Армаду. Идти обратно было нельзя – английский флот загораживал дорогу, и припасы к нему поступали из Англии без задержек.
На военном совете было принято совершенно отчаянное решение – идти на север, обогнуть Шотландию и, сделав глубокий крюк в Атлантике, пытаться добраться до Испании. На кораблях не хватало еды и воды – все те же бочки так и не были заменены. Корабли имели множество повреждений и пробоин,
Армада двинулась на север – и, о чудо, англичане не стали ее преследовать.
Лорд Эффингем, следуя инструкциям королевы, повернул в Плимут. И ему, и ей потом сильно досталось от негодующих историков. Трудно сказать, кто был прав. Королева абсолютно не желала рисковать своими драгоценными судами.
Это была совершенно последовательная политика – она, например, не позволила Дрейку повторить его знаменитый рейд на Кадис весной 1588 года – до выхода Армады в море, – а держала флот в портах в состоянии полумобилизации.
И Дрейк, и Хокинс умоляли ее дать им возможность напасть на испанский флот у Лиссабона – на что им было дано категорическое повеление – оставаться в английских портах. Историки хвалят Елизавету за эту меру – мобилизованная Армада потеряла до трети людей больными из-за скученности, примерно такие же потери нес бы английский флот, находясь месяцами в море при блокаде Лиссабона. А стоя в порту, экипажи кораблей оставались здоровы – к тому же королева не должна была им платить, экономя 2–3 тысячи фунтов ежемесячно.
Как уже было сказано, и неоднократно, – королева была скуповата. Про нее говорили, что расстаться с деньгами ей так же трудно, как дереву – с корой. Как бы то ни было – английский флот повернул к дому. Армада сумела обогнуть Британские острова, – потеряв половину судов и несколько тысяч людей.
Но она добралась до Испании.
Англия праздновала победу. Елизавета I приказала вычеканить памятную медаль. Латинская надпись на ней гласила: « Afflavit Deus et dissipati sunt» – «Дунул Господь, и они рассеялись».
В Испании поражение приписывали глупости и некомпетентности герцога Медина Сидония. Утверждалось, что, если бы не умер герой, маркиз де Санта-Круз, – все было бы по-другому, и «… испанская доблесть превозмогла бы все препятствия…».
Это очень сомнительно.
Перевес в качестве пушек был неслучайным – Англия уже давно была убежищем для очень многих людей, бежавших из Нидерландов от преследований, а среди них было много искусных мастеров. Считалось, что из каждого десятка литейщиков, умеющих делать кулеврины, семеро жили в Англии, самой религиозно терпимой из всех стран тогдашней Европы.
Королева Англии полагала, что «… не следует заглядывать человеку в душу и совесть…».
На фоне дикой религиозной вражды в Европе Англия была воистину островом – островом относительной умеренности. После 1575 года единственной жертвой религиозного фанатизма был пуританин в Сассексе, который срубил Майский Столб как «… символ греха…» – за что был побит соседями. Соседи перестарались, и он умер.
При всех идущих непрерывной чередой заговорах английских католиков, при всех столь же непрерывных поношениях установившегося порядка со стороны крайних сект протестантов, которые непременно норовили повернуть англиканскую церковь на свой лад, – Елизавета и правда не любила заглядывать людям в душу.