Тюфяк
Шрифт:
Бледная дама в очках еще более побледнела.
– У них старая интрига. Она еще в девушках...
– Я догадалась, - перебила молоденькая дама и отошла по случаю начала французской кадрили.
– Посмотрите, как счастлив Бахтиаров, - заметила она своему кавалеру, очень еще молодому человеку, но с замечательно решительною наружностью.
– Именно, - подтвердил тот, - он даже перестал кисло улыбаться.
Молодой человек, постоянно сердившийся на Бахтиарова за то, что на том всегда был фрак самой последней моды, придя в буфет и решительно
– Как эти господа не умеют себя выдержать!
– А что?
– спросил тот, безбожно затягиваясь изделием Жукова [4] .
– Мрачный Бахтиаров целую кадриль, как аркадский пастушок, любезничал с своей дамой.
– Он танцевал с Лизаветой Васильевной Масуровой, - отвечал офицер, имевший необыкновенную способность знать имена и фамилии всех, даже незнакомых ему дам.
Офицер, выйдя в залу, встал около другого офицера, тоже своего приятеля. Сей последний, увидев проходившую мимо их Лизавету Васильевну, заметил:
– Посмотри-ка, брат, какие плечи-то... тово...
– Нет, брат, тут не тово... занята ваканция.
– А кто?
– Да Бахтиаров.
– Ну, так уж, конечно не тово...
Между тем Бахтиаров действительно вел себя как-то странно и совершенно не по-прежнему: в лице его не было уже обычной холодности и невнимания, которое он оказывал ко всем городским дамам и в которых, впрочем, был, как говорили в свете, очень счастлив; всю первую фигуру сохранял он какое-то почтительное молчание. Лизавета Васильевна тоже молчала и беспрестанно взглядывала на брата. В половине кадрили Павел, наконец, взглянув на сестру и увидев, что она танцует с Бахтиаровым, тотчас встал, быстро подошел к танцующим и сел невдалеке от них. В это время Бахтиаров заговорил.
– Я не могу еще опомниться, - начал он, - я так неожиданно вас увидел, так поражен был...
– Мы года четыре с вами не видались, - перебила Лизавета Васильевна.
Бахтиаров несколько смешался.
– Ваш супруг здесь?
– спросил он.
– Он остался дома... я с братом.
– Боже мой! Как я вас давно не видал...
– начал было Бахтиаров прежним тоном.
Лизавета Васильевна прежде времени отошла делать соло.
– Вы несправедливы ко мне, - продолжал он, одушевляясь, - мало того, вы были жестоки ко мне!..
– Поль, подержи мой веер, - сказала Лизавета Васильевна, обращаясь к Павлу.
– Это ваш брат?
– Да...
И она снова отошла.
Бахтиаров с досады начал щипать усы.
– Вы позволите мне быть у вас?..
– спросил он, уведя Лизавету Васильевну в последней фигуре на другую сторону от брата.
Молодая женщина несколько колебалась.
– Это от вас зависит, - отвечала она.
Кадриль кончилась.
– Поедем, Лиза, - сказал тихо Павел.
– Поедем, - отвечала молодая женщина.
– Accordez-moi la mazurque? [14]
– Pardon, monsieur, je pars.
– Mais...
– Allons, Paul...
–
– Но...
– Идем, Павел! (франц.).
Лизавета Васильевна вышла с братом.
Бахтиаров, расстроенный, снова встал у колонны.
– Вы, верно, скучаете, не видя одной особы, - сказала бледная дама в очках, проходя мимо его с молоденькою дамою.
– Гораздо менее, чем видя другую особу, - отвечал Бахтиаров.
14
– Позвольте вас пригласить на мазурку?
Постояв еще несколько времени, он ушел в бильярдную и сел между зрителями на диван. Ему, видно, было очень скучно. Около бильярда ходили двое игроков: один из них был, как кажется, человек солидный и немного сердитый на вид, другой... другой был наш старый знакомый Масуров.
Солидный игрок дал промах.
– А вот мы так не так!..
– сказал Масуров, живо перекинувшись через борт бильярда, и, вывернув неимоверно локти, принялся целиться.
– Бац! вскрикнул он, сделав довольно ловко желтого шара в среднюю лузу.
– Вот оно что значит на контру-то, каков удар! А?
– продолжал он, обращаясь к зрителям.
– Отлично играют!
– отнесся к Бахтиарову худощавый господин, которого в городе называли плательной вешалкой.
– Кто?
– спросил Бахтиаров.
– Я говорю: Михайло Николаич отлично играют.
– Какой Михайло Николаич?
– Масуров.
– Это разве Масуров?
– Масуров... ловкий игрок.
Бахтиаров сейчас же встал с своего места и подошел к игрокам.
– Каков удар-то?
– повторил Масуров, заметив его около себя.
– Славный!
– отвечал Бахтиаров.
– Вот как долго целитесь, а еще говорите, что с Тюрей играли... на "себя", ей-богу, на "себя"!
– повторил Масуров, между тем как прицеливался его партнер.
– Перестаньте говорить под руку, - возразил тот, отнимая с досадою кий.
– Да я и так ничего не говорю; играйте; что мне за надобность.
– Как же не говорите! Как колокол над ухом, - возразил партнер, снова принимаясь целиться.
– Сами вы колокол. Ну, смотрите... так и есть: на "себя"!
– вскрикнул он и залился смехом.
Партнер действительно сделал на "себя".
– С вами невозможно играть, - сказал он, отнимая кий.
– Ну, уж вы и сердитесь... всяко бывает! А вот мы так поиграем: красного сделаем да под желтого выход!.. Есть! Вот тут-то мы вас, батенька, и поймали! Эй ты, маркерина, считай; раз двенадцать, два двенадцать; честь имею вас поздравить: партия кончена!
– Будет!
– сказал партнер, выкидывая на бильярд десятирублевую.
– Давайте играть; что за пустяки?
– Не буду я играть, беспрестанно говорите под руку.