Тюльпан на снегу
Шрифт:
– Вы идите. Я здесь подожду. И за меня побегайте, – еле выговаривает он.
Климат Кисловодска таков, что здесь, когда адаптируешься и начинаешь дышать всем телом – воздух сам тебя поднимает, не устаешь, готов подняться не только в горы, но к самому небу. Кто это понимает, не остановится на полпути, подобно моему абзи, не запыхается, поднимаясь по горной тропинке: вон сколько людей поднимаются и спускаются.
Я «взял» эту высоту. Здесь каждый занимается по своему. Кажется, что этих людей (с разных уголков земного шара,
Чистейший, веселый горный ветерок, очистив наши легкие, уступил место дождю. Дождь начал капать по одной капельке – то там, то здесь.
Я начал спускаться по горной тропинке вниз, в санаторий. При спуске бегут не ноги, а сама тропинка, не устаешь.
Дождь усиливался. Небо будто вздрогнуло, прогремел гром – засверкала молния. Не видно Олима-абзи, который остался на полпути. Давно смылся, наверное. Небось, спит, свернувшись калачиком.
Вот это да!.. Полило прямо как из ведра. Легкая спортивка на мне намокла до ниточки. Все – и кто поднимался в горы, и кто спускался – укрылись под хвойными деревьями.
Почему-то прогулка под дождем мне нравится, становится весело. И в детстве я не мог сидеть дома, когда идет дождь. Выбегал на улицу… Как знать, может я родился, когда был ливень?.. Ведь я родился в начале весны, пятого марта.
Итак, я весь промок. На меня смотреть одно удовольствие. Под проливным дождем, радостно грохочущим небом, как одинокий безумец, бегаю по тропинке…
Нет, оказывается на тропинке я не один. Во-о-он, идет миловидная, статная женщина под голубым зонтом, одетая в белую прозрачную блузу и шорты, в белоснежных кроссовках на стройных красивых ножках. Она легко поднимается навстречу ко мне по крутой горной дорожке. Будто белая роза под голубым небом…
– Доброе утро, девушка, – тяжело дыша, приветствую ее.
Женщина под зонтом с улыбкой кивает, на ее белокожем лице расцветает очаровательная улыбка, золотые локоны до плеч волнуются на ветру. Эх, друзья, слова бессильны, чтобы описать красоту этого божьего создания, источающего всю прелесть женского обаяния. Я чуть не сорвался в обрыв, стараясь еще раз посмотеть на это чудо природы. Красота имеет такую силу, такую мощь, что за это она, естественно, требует жертв. Раз так, иди себе не оборачиваясь, знай свое место…
Когда после поворота ступил на более крутую тропу, то увидел, что возле появившихся луж лежит кошелек фиолетового цвета.
Кожаный бумажник был мокрым, закрытым на замочек-молнию. Когда открыл, увидел содержимое: пачку пятитысячных купюр – пятьдесят тысяч. Не знаю, то ли бес попутал, но в голове промелкнула мысль: «Беги на рынок, тоже купишь шубу для жены…»
Но вдруг, как обухом по голове: «Это не твои
Показалось, что кто-то там, наверху, наблюдает за мной. И неожиданно подумал: «Хозяйка этого кошелька – та женщина». Повернувшись, я побежал за ней.
Эх-хей, она прошла и второй поворот!.. Помчался быстрей.
Вот зараза, никак не дается эта дорога, непросто бежать вверх. Тем более, дождь и не думает останавливаться. Со злостью бьет прямо по лицу, застилает глаза. Ноги не несут, запыхался уже. Даже упал, поскользнувшись…
А женщина в том же темпе, не очень-то торопясь и не оглядываясь, идет по тропе. Даже не думает повернуться. Между нами каких-то тридцать шагов…
– Девушка, э-эй…Остановитесь, ну остановитесь же!
Она меня услышала, но даже не повернула головы.
Я разозлился. Ускорился и подбежал к ней.
– Девушка, на минутку остановитесь!.. (Еле удержался, чтобы не сказать: «Вы глухая, уши заложило?!»).
Женщина остановилась, посмотрела на меня с удивлением и даже с некоторым осуждением. В лице отразилось то ли ненависть, то ли еще что-то…
– Чего вы хотите от меня? – сердито спросила она.
– Ничего не хочу. Вот, держите. Уронили.
Дамочка растерянно смотрела на бумажник. Взяв зонтик в левую руку, поковырялась в карманах шортов.
– Да-да, мой. Мой… – ее голос дрожит.
– Вот, возьмите, раз ваш! – говорю я.
Женщина уверенно взяла бумажник из моих рук, невольно открыла его, посмотрела внутрь. Потом, резко подняв на меня взгляд, покраснела. Грустно улыбнулась. Затем раскрыла свой зонт надо мной. С сожалением осмотрела мой жалкий вид.
– Спасибо вам… – сказала она дрожащими губами.
–
Догоняя вас, упал, – стесняясь своего вида, произнес я.
Красавица протянула зонт мне. Теперь мы шли уже под одним «небом», который укрывал нас от дождя. Дрожащими руками она достала из бумажника три пятитысячные купюры и протянула мне.
– Примите… Я хочу, чтобы вы это взяли…
Мне стало не по себе. Я почувствовал себя глубоко оскорбленным. И в то же время понимал, что женщина хочет отблагодарить меня за добрый поступок.
– Э-е-ей, оставьте. Мне не нужны ваши деньги. Если бы были нужны, я бы сразу вернулся в санаторий, как только их нашел, – сказал я.
Она рассмеялась.
– Вы в каком санатории отдыхаете?
– В «Крепости».
– А я в «Розе ветров». Сегодня после полудня уезжаю домой. Несмотря на дождь, хотела еще раз прогуляться.
Было приятно беседовать под одним зонтом, однако я чувствовал, что долго с ней оставаться не могу: мог нарушиться образ героя, только что вернувшего женщине деньги.
И еще… Весь вид женщины говорил о том, что внешняя неземная красота гармонирует с ее богатым внутренним миром. Видно было, что она образованна, грамотна и умна. Ибо, по словам моего соседа по комнате Олима-абзи, настоящий писатель, кроме двух очей под бровями, обладает также тысячами глаз внутренних, душевных (ну и абзи!).