Тюремная энциклопедия
Шрифт:
Ныне в «Крестах» обитает свыше десяти тысяч зеков, каждый десятый – хозслужащий, то есть «шнырь». В тюремной кухне ежедневно моется, чистится, варится пять тонн картофеля, три тонны капусты, полторы тонны моркови, тонна лука. Каждый день ворота СИЗО принимают караван из шести автомашин с надписью «Хлеб». Двести узников – бывшие менты. Нетрудно догадаться, что их содержат отдельно от уголовников. В одиночных камерах парятся лишь сексуальные маньяки и прочие нелюди, которые в общей камере прожили бы в лучшем случае до утра.
Первых узников каменные стены увидели в 1892 году. С тех пор через «Кресты» прошел ряд знаменитостей – Павел Судоплатов (бывший начальник иностранного отдела НКВД, автор многих терактов и диверсий на территории иностранных государств, первый наставник разведчика Николая Кузнецова), Николай Заболоцкий, Лев
Факты побегов из питерских «Крестов» меркнут перед случаями попыток к побегу. За десять месяцев до захвата заложников в корпусной 9-го отделения из камеры-одиночки вырвался налетчик Мадуев по кличке Червонец. Получив пистолет из рук следователя, Мадуев попытался вырваться через тюремный двор. Он даже рассчитывал захватить самого полковника Демчука – начальника СИЗО № 1, проработавшего в «Крестах» свыше двадцати лет. В пылу схватки Червонец тяжело ранил офицера. На втором выстреле случилась осечка, и бандит вновь оказался в камере. Тот же Мадуев, но уже в 1994 году получил от «вертухая» нож и отвертку, но их отобрали при очередном обыске.
В глубине тюремного двора находится музей «Крестов», который рядовому гражданину недоступен. В его почетных экспонатах фигурируют предметы, которые создавались для побегов: «кошки», заточки, напильники, отвертки, режущие полотна. Более интересны муляжи пистолетов и гранат из хлебного мякиша, выкрашенные сажей. Но настоящие шедевры – служебные удостоверения капитана милиции и следователя прокуратуры. Их смастерили из распущенных красных носков, газет и парафина. Хранит музей и безобидные вещи. Скажем, татуировочную машину, переделанную из механической бритвы. Или копию памятной медали, которую вручили десятитысячному заключенному (оригинал зек законно присвоил себе).
Тюремный музей – явление редкое. Чтобы его создать, одного желания мало. Нужна история тюрьмы. История, которая сама бы подбрасывала бесценные экспонаты. Второй подобный музей находится лишь во Владимирском централе, имевшем некогда статус ТОНа – тюрьмы особого назначения. В его стенах содержались спецзаключенные, то есть те, которые, по мнению ГПУНКВД, представляли особую социальную опасность и кого необходимо было изолировать от общей массы осужденных. В разряд тайных узников попадали иностранцы, разжалованные чекисты, диссиденты и т.п. В 50-х годах во Владимирскую тюрьму стали определять и лидеров уголовного мира: МВД наконец-таки оставило надежду их «перековать». За четыре десятилетия через централ прошли свыше семисот воров в законе, из которых две трети – кавказцы. Здесь провели свои лучшие блатные годы патриарх уголовного мира Василий Бабушкин (Бриллиант), Александр Захаров (Шурик Захар), Гена Корьков (Монгол) и т.д.
Владимирский централ был построен при Екатерине II в 1783 году и считался обычной тюрьмой. Центральные тюрьмы появились после 1905 года, когда карательному аппарату России понадобились допры с особой укрепленностью и особым режимом содержания. В 1918 году к централу пришло новое имя – губернский исправительный дом. Сюда хлынул поток рецидивистов, которых молодая страна Советов намеревалась исправить лекциями и художественной самодеятельностью. Эта игра в доброго воспитателя продолжалась почти десять лет. В конце 20-х годов Владимирский централ стал политической тюрьмой, ведомством госбезопасности (такие специзоляторы арестанты называли политзакрытками).
По
В режиме особой секретности содержались родственники Сталина – Анна Аллилуева и Евгения Аллилуева. Заключенные такого ранга значились в делах и картотеках лишь под номерами. Сын вождя Василий Сталин, угодивший в централ в разгар хрущевских разоблачений, значился как Василий Васильев. За ним велся особый надзор. В музейных архивах хранится копия секретного донесения Никите Хрущеву, подписанного Председателем КГБ Шелепиным и Генеральным прокурором СССР Руденко (за 7 апреля 1961 года):
«В. И. Сталин за период пребывания в местах заключения не исправился, ведет себя вызывающе, злобно, требует для себя особых привилегий, которыми он пользовался при жизни отца. Считаем целесообразным в порядке исключения из действующего законодательства направить Сталина после отбытия в ссылку сроком на пять лет в Казань. Считаем также целесообразным при выдаче В. И. Сталину паспорта указать другую фамилию «.
Легендарным узником по праву считался и американец Пауэре, решивший немного пошпионить над нашей Родиной. В 1997 году во Владимирскую тюрьму приезжал сын знаменитого летчика-шпиона. Он пожелал взглянуть на камеру, где жил отец, и подарил тюремному музею книгу Пауэрса-старшего. В этой книге много воспоминаний о централе, о здешнем режиме, меню и обычаях.
Побеги из Владимирской «крытки» можно пересчитать на пальцах. Наиболее громкий и скандальный связан с Михаилом Фрунзе. Среди попыток к побегу выделяется история сорокалетней давности. Глубокой ночью двое авторитетных урок в момент подачи какого-то предмета (вероятно, записки) через дверную кормушку ухитрились схватить охранника за руку и затащить эту руку по локоть в камеру. Они полоснули по венам заточенной ложкой и приказали открыть дверь (до 1953 года камеры были под двумя замками. Ключи хранились у надзирателя и дежурного). «Вертух» колебался недолго. Когда зеки пообещали искромсать ложкой венозные сосуды и держать кисть до тех пор, пока охранник не истечет кровью, ключ пополз к замку. Пленник, согнутый у кормушки в три погибели, долго не мог открыть дверь. Наконец она приоткрылась, и надзирателя заволокли в камеру. Грозя заточкой, урки приказали ему снять мундир, в который облачился один из зеков. Полосой простыни охраннику связали за спиной руки, вывели в коридор, подошли к телефону прямой связи с дежурным по корпусу и сняли трубку. Пленник попросил дежурного, имевшего ключ от двери тюремного корпуса, срочно прибыть на его пост. «Труп в камере, – кратко объяснил он. – Судя по всему, самоубийство».
Дежурный поднялся на пост и остановился перед решеткой. Среди коридора в тусклом свете лампочек стоял охранник, припав глазом к глазку камеры. «Иди сюда, посмотри на это чудо!» – крикнул лжеохранник голосом настоящего «вертуха», которого держали по ту сторону двери с удавкой на шее. Пленник кричал в приоткрытую кормушку. Дежурный открыл решетку и подошел к «коллеге», все так же стоящему вполоборота. Молниеносный удар в кадык свалил офицера на пол, Отстегнув у хрипящего капитана связку ключей и затащив его в камеру, зеки закрыли дверь и заспешили к выходу из корпуса. Но открыть вторую решетку они не смогли: второй ключ имелся лишь у дежурного помощника начальника тюрьмы. Тащить оглушенного капитана на пост к телефону и вызывать дежурного помощника было делом хлопотным. Пока урки возились у зарешеченных дверей, пытаясь раскурочить замок, охранник пришел в себя и с помощью капитана развязал себе руки. Он добрался к окну, где уже давно не было стекла, и начал кричать: «Вторая вышка! Побег! Вторая вышка! Побег!»