Тюрьма особого назначения
Шрифт:
Глава 26
Двухкомнатная квартира историка находилась на третьем этаже старого, дореволюционной постройки, доходного дома с высокими арками и узорчатым лепным фасадом.
Сейчас, на очередном витке непредсказуемой российской истории, дом и его просторные квартиры заселили люди обеспеченные, из тех, про которых можно было смело сказать, что в нынешний постперестроечный период они себя нашли.
Исключением были только историк Глеб Герасин и местный дворник Петр Петрович, которые разделили на двоих большую четырехкомнатную квартиру. В те давние, дореволюционные, времена, когда неизвестный архитектор чертил проект дома, он предусмотрел в нем два входа в каждую
Эту историю рассказал Анжелике Глеб, когда, пройдясь по его квартире, журналистка позволила себе сказать несколько слов насчет нелепостей планировки.
В остальном же эта нелепость более чем компенсировалась со вкусом подобранной самим хозяином обстановкой.
— Эти забавные фигурки из самшитового дерева я привез из Мавритании: мы здорово там повозились с древним захоронением в районе города Зуэрат, — рассказывал Глеб, кивнув на расставленные вдоль всей стены на специально сооруженном стеллаже «трофеи». — А это, — он взял в руку и прижал к лицу черную и ужасно страшную маску с приплюснутым носом и торчащими сквозь прорезь для рта кривыми клыками, — подлинная маска камерунского шамана из племени муамба.
Нравится?! У-у-у!
— Какой кошмар! — замахала руками Анжелика. — Пожалуйста, убери эту отвратительную рожу куда-нибудь в шкаф. А то кто-нибудь случайно зайдет и получит сердечный приступ.
— У меня дома не бывает случайных гостей, — серьезно ответил Герасин, ставя сувенир на место. — Моя работа не способствует большому числу друзей, в основном это коллеги...
— А как же я? — Девушка присела на кресло-качалку, покрытое грубым разноцветным ковриком из плетеной соломки, и лукаво склонила голову набок, глядя с загадочной улыбкой на хозяина этого мини-этнографического музея. — Ведь меня ты совершенно не знаешь, мы знакомы всего, — она взглянула на маленькие наручные золотые часики в форме браслета, — чуть больше часа.
— Ты — другое дело, — открывая дверцу буфета и доставая из него высокие бокалы, так же спокойно произнес Глеб. — Мне кажется, я немного научился разбираться в людях... По крайней мере, мне хочется надеяться на это...
— Ладно, давай выпьем! — мягко перебила его Анжелика, поднимая с журнального столика вырезанную из кости пепельницу в форме чуть согнутой человеческой ладони. Посреди нее, прямо на ювелирно отмеченной линии жизни, одиноко лежал раздавленный окурок сигареты с отчетливо видимыми следами губной помады на белом фильтре. — И если не трудно, вытряхни, пожалуйста, это. А то у меня такое чувство, что кроме нас здесь есть кто-то еще.
Глеб поставил на столик бокалы и удивленно вскинул брови. Но тут его взгляд упал на окурок, и брови плавно съехали к переносице. Он забрал из руки Анжелики пепельницу, открыл окно и, не долго думая, вытряхнул ее на шумящий внизу проспект, после чего поставил на прежнее место.
— Это совсем не то, о чем ты подумала, — почти дословно повторил он слова, сказанные ему Анжеликой, когда он сел в ее роскошный автомобиль. — Вчера ко мне заходила одна дама из Эрмитажа, искусствовед, и мы вели с ней деловую беседу. — По голосу Глеба Анжелика поняла, что беседа была и впрямь весьма серьезной.
— Ты не должен мне ничего объяснять, Глеб, — примирительно сказала девушка. — Мне у тебя нравится, а это главное. — И, чуть помедлив, она тихо добавила:
— И ты мне тоже... нравишься.
— Наверное, ты что-то перепутала, — осторожно предположил
— Глеб, ты не понял меня... — Девушка встала, сделала шаг и взяла Герасина за запястье руки, сжимающей открытую бутылку шампанского. Обернутое серебристой фольгой зеленое горлышко застыло в нескольких сантиметрах от края бокала. — Я имела в виду именно тебя, а не твою странную работу...
Они замерли, неподвижно глядя друг другу в глаза. Анжелика медленно наклонилась и прижалась к немного колючей щеке Глеба своими ярко накрашенными губами. И впервые почувствовала запах его одеколона. Тонкий, приятный, как и положено, ощутимый лишь с близкого расстояния.
— Знаешь, — чуть хрипло прошептал Глеб, — когда ты только вошла в дискоклуб и села возле барной стойки, первое, что я подумал, это — «счастливый тот парень, кому принадлежит такая красивая женщина». Теперь, после знакомства с тобой, я знаю, что ты плюс ко всему еще и умна. И что мне теперь прикажешь делать?
— Наверное, влюбиться, — кокетливо пожала плечами Анжелика, отпуская руку Глеба и давая ему возможность нанолнить бокалы. — Больше ничего не остается. Что, боишься?..
Время летело незаметно. Шампанское как-то слишком быстро кончилось, и Герасин неожиданно вспомнил, что у него где-то на кухне стоит маленькая бутылочка рижского бальзама, подаренная как-то приятелем из Латвии, с которым вместе учились в историко-архивном институте. Но Анжелика, которая, по ее же словам, и без того ощущала некоторый перебор, отказалась. Впрочем, Глеб и не настаивал. Он в очередной раз отправился на кухню заваривать кофе, в то время как журналистка вдруг впервые с момента ухода из дискоклуба вспомнила о Диме Нагайцеве, у которого собиралась пожить несколько дней, пока вопрос между Кириллом и Колей Архангельским не решится окончательно. Но в любом случае, даже если Кирилл приползет на коленях на четвертый этаж ее квартиры на Садовой, станет целовать руки и умолять вернуться, она никогда в жизни не сможет ему простить его предательства. Надо же, согласился отдать ее этому мерзкому старикашке как какую-то неодушевленную вещь! Такое прощать нельзя. А Дима? Дима казался сейчас таким далеким, таким нереальным...
Но Глеб, добрый и застенчивый искатель приключений, сейчас здесь, рядом... И ее влекло к нему. Анжелика видела, какими восхищенными глазами он смотрит на нее, и понимала, что судьба снова улыбается ей. Выпорхнув из золотой клетки, она тут же встретила человека, о котором мечтала еще в далеком детстве... Таинственного, деликатного, нежного... Она познакомилась с Глебом Герасиным всего каких-то три с небольшим часа назад, но как же много сумел вместить в себя этот крохотный, по отношению к человеческим чувствам, отрезок времени!
Глеб вернулся из кухни, неся серебряный поднос с двумя чашками и маленьким кофейником. Он, как всегда, немного грустно и смущенно улыбался и от этого казался Анжелике еще симпатичнее.
— Знаешь, что это за штука? — кивнул он на поднос. — Один из трофеев, поднятых со дна моря, с затонувшего во время первой мировой войны японского военного крейсера. Его подняли недалеко от Сахалина. Мы принимали участие в подъеме. Предполагалось, что на нем японский император переправлял золото в слитках, но, увы... Клуб потерял на этом деле примерно четыреста тысяч баксов...