Тюрьма
Шрифт:
Он поднялся с постели, прошел в ванную, почистил зубы, причесался. Затем открыл дверь в гостиную. Минна выключила пылесос.
— Так рано? Я вас разбудила?
— Нет.
— Сейчас сварю кофе.
Ален проводил ее взглядом. Сегодня пальцы его не дрожали, как накануне. Голова не болела. Все в порядке, если не считать ощущения пустоты, впрочем вполне терпимого.
Странное чувство, словно все окружающее не имеет к нему больше отношения и теперь он свободен от всякой ответственности!
Однако
— Смехота!
Это слово не входило в его обычный лексикон. Оно привязалось к нему недавно. Ничего, слово неплохое. Он повторил его два-три раза, глядя на утреннее, еще неяркое солнце.
Минна принесла кофе и рогалики.
— Вы поздно вернулись?
— Нет, крольчонок.
Взглянув на дверь спальни, Минна спросила:
— Там никого нет?
— Сегодня мы с тобой наедине.
Он разглядывал ее холодно, оценивающими глазами. И вероятно, ей трудно было угадать по его лицу, о чем он думает. Ему казалось, что теперь он непроницаем для взоров обыденности, неподвластен общепринятой мерке.
— Хотите просмотреть газету?
— Нет.
Она стояла, отбросив назад плечи, чтобы лучше выделялась грудь. Под прозрачным нейлоновым халатиком на ней были только бюстгальтер и трусики.
Ален размышлял, взвешивая «за» и «против». Вначале Минна поощрительно улыбалась, потом на ее розовом личике появилось выражение легкой досады.
К рогаликам он не притронулся, но кофе выпил. Закурил сигарету, протянул ей пачку, потом спичку.
Она снова улыбнулась ему. Он поднялся и, стоя, оглядел ее с головы до ног. С ног до головы. И когда его взгляд встретился с ее взглядом, в его глазах был немой вопрос. Минна поняла его мгновенно, как понимает бармен, что пора наполнить стаканы.
Она засмеялась. Иного ответа ему не требовалось.
— Мне самой раздеться?
— Как хочешь.
Она положила сигарету в пепельницу, сняла через голову халатик.
— Почему вы на меня так смотрите?
— Как я на тебя смотрю?
— Будто вам грустно.
— Грустно? Нет.
Минна расстегнула лифчик. Теперь она стояла нагая. И ее вдруг охватило чувство неловкости перед ним. Она смешалась, не зная, как себя вести.
— Пойдем, — проговорил наконец Ален, притушив недокуренную сигарету. Они вошли в спальню.
— Спокойной ночи, старик…
Раз нет никого рядом, приходится самому себе желать доброй ночи.
Он заснул не сразу — лежал неподвижно в темноте и гнал от себя неотвязные мысли. Все же, как видно, сон вскоре сморил его. Разбудило Алена внезапное жужжание пылесоса в гостиной.
Простыни на постели были сбиты: вероятно, он метался
Он поднялся с постели, прошел в ванную, почистил зубы, причесался. Затем открыл дверь в гостиную. Минна выключила пылесос.
— Так рано? Я вас разбудила?
— Нет.
— Сейчас сварю кофе.
Ален проводил ее взглядом. Сегодня пальцы его не дрожали, как накануне. Голова не болела. Все в порядке, если не считать ощущения пустоты, впрочем вполне терпимого.
Странное чувство, словно все окружающее не имеет к нему больше отношения и теперь он свободен от всякой ответственности!
Однако что значит ответственность? Разве человек может нести ответственность за другого человека, кем бы тот, другой, ни был мужчиной, женщиной, даже ребенком?
— Смехота!
Это слово не входило в его обычный лексикон. Оно привязалось к нему недавно. Ничего, слово неплохое. Он повторил его два-три раза, глядя на утреннее, еще неяркое солнце.
Минна принесла кофе и рогалики.
— Вы поздно вернулись?
— Нет, крольчонок.
Взглянув на дверь спальни, Минна спросила:
— Там никого нет?
— Сегодня мы с тобой наедине.
Он разглядывал ее холодно, оценивающими глазами. И вероятно, ей трудно было угадать по его лицу, о чем он думает. Ему казалось, что теперь он непроницаем для взоров обыденности, неподвластен общепринятой мерке.
— Хотите просмотреть газету?
— Нет.
Она стояла, отбросив назад плечи, чтобы лучше выделялась грудь. Под прозрачным нейлоновым халатиком на ней были только бюстгальтер и трусики.
Ален размышлял, взвешивая «за» и «против». Вначале Минна поощрительно улыбалась, потом на ее розовом личике появилось выражение легкой досады.
К рогаликам он не притронулся, но кофе выпил. Закурил сигарету, протянул ей пачку, потом спичку.
Она снова улыбнулась ему. Он поднялся и, стоя, оглядел ее с головы до ног. С ног до головы. И когда его взгляд встретился с ее взглядом, в его глазах был немой вопрос. Минна поняла его мгновенно, как понимает бармен, что пора наполнить стаканы.
Она засмеялась. Иного ответа ему не требовалось.
— Мне самой раздеться?
— Как хочешь.
Она положила сигарету в пепельницу, сняла через голову халатик.
— Почему вы на меня так смотрите?
— Как я на тебя смотрю?
— Будто вам грустно.
— Грустно? Нет.
Минна расстегнула лифчик. Теперь она стояла нагая. И ее вдруг охватило чувство неловкости перед ним. Она смешалась, не зная, как себя вести.
— Пойдем, — проговорил наконец Ален, притушив недокуренную сигарету. Они вошли в спальню.