У-3
Шрифт:
Апрель в Салтенской долине выдался теплее обычного, и в день Первомая весеннее солнце сияло в кругу декоративно разбросанных по небу облаков, кои поощряли ораторов начинать свои речи живописными метафорами насчет отступающих пред восходящим солнцем туч, подчеркивая глубокий смысл, заложенный в этом именно сегодня, в день боевого смотра международного рабочего класса.
Серебристый Лис не видел ни солнца, ни облаков. Он резко выжал тормоза. Шведские автостроители потрудились на славу. Машина остановилась как вкопанная. Водителя и двух пассажиров на заднем сиденье бросило вперед. Откинувшись обратно, они увидели, как Большую улицу заполняют ряды демонстрантов. Серебристый тотчас уразумел, что ему не протиснуться мимо оргкомитета, музыкантов и знаменосцев. И еще кое-что бросилось ему в глаза.
Не долго думая, Серебристый врубил заднюю скорость и оглянулся через плечо. Боковая улица была пуста, еще не поздно ретироваться. Но одновременно он встретил взгляд Марвеля Осса, и этот взгляд озадачил его.
— Они проведали, — выпалил Серебристый Лис. — И теперь охотятся на нас. Нам надо убираться отсюда!
Войс-оф-Америка подхватил:
— Это же коммунизм? Чистейшей воды коммунизм! Коммунистический переворот! Они захватывают власть в этой стране!
Лицо Марвеля Осса по-прежнему смущало Серебристого. Не снимая ноги с педали, он сказал:
— Едем прямо на аэродром?
— Идиот!
Возглас Марвеля Осса адресовался в равной степени обоим его спутникам. Их поведение было до того возмутительно нелепым, что он даже не пожелал браниться во множественном числе.
Войс-оф-Америка сунул правую руку под пиджак, к левой подмышке.
— Пробьемся, — сказал он с надеждой.
— Пробейся в стратосферу! И оставайся там!
Серебристый понял, что сейчас самое разумное — снять ногу с педали.
— Это вот, — Марвель Осс кивком указал на шествие, — это демонстрация, контролируемая правящей партией, той самой, что пригласила нас сюда. Будем спокойно сидеть на месте, пока народ приветствует нас. Сегодня день труда, господа. Другими словами — Первое мая, и они демонстрируют в нашу поддержку. Когда они исправно продефилируют мимо, мы тоже присоединимся к шествию, проедем немного следом, после чего подкатим к гостинице. Спокойно, не торопясь.
Шествие было длинным и затянулось надолго. Группа рабочей молодежи шла где-то в самом конце. Нетрудно было узнать Китти, которая несла толстую пачку газет и сверх того дирижировала хором, скандирующим лозунги. Даже опустив стекло и высунув голову, Марвель Осс не смог разобрать, что именно с таким жаром возглашает хор в этой норвежской трагедии. Замыкал шествие еще один оркестр, изо всех сил старавшийся заглушить хоровую декламацию лихим попурри на темы Сусы. И наконец, за оркестром следовала анархическая ватага шпингалетов на трехколесных велосипедах и без оных. На том все и кончилось. Улица опустела. Серебристый отпустил тормоза и медленно покатил по Большой улице следом за арьергардом демонстрации.
На углу, за которым участники шествия растворялись в толпе на площади, Марвель Осс попросил Серебристого остановиться. Путем сложных физических маневров ему удалось извлечь свое непомерно громоздкое туловище из машины. Сказав Серебристому, чтобы ехал в гостиницу и ждал там, Марвель Осс повернулся спиной к своим новым соотечественникам и взял курс на площадь.
Он ступил на нее как раз в ту минуту, когда шло представление главного оратора. Нильс Хёнсвалд был трезвый политический деятель, его никакая погода не поощрила бы прибегнуть к цветистым метафорам. Прожженный политик, он представлял партию с коминтерновским прошлым и натовским настоящим, которая на базе такого исторического наследия развила специфическую форму тоталитаризма по-американски.
Как и следовало ожидать, председатель оргкомитета делал упор на другие стороны вопроса, подчеркивая несомненные заслуги Нильса Хёнсвалда перед партией, страной и народом. К шестидесяти годам он стал одним из самых опытных и облеченных доверием служак Рабочей партии. Он находился на вершине власти — своей и своей партии. С двадцати лет Хёнсвалд трудился в партийной прессе и представлял НРП в политических органах, преимущественно в небольших городах по берегам Осло-фьорда. В середине тридцатых годов стал редактором «Сарпсборг арбейдерблад», одновременно заседая в муниципалитете. В годы оккупации отличился на подпольной работе. Трижды был арестован немцами; сидел в концлагере Грини до мая 1945
А Марвель Осс? Свободный, во всяком случае, от парламентской ответственности за что бы то ни было, он рыскал по всей площади, по парламенту улицы, тщетно пытаясь обнаружить Алфика Хеллота. Зато Китти, как говорится, сама бросалась в глаза. Она отнюдь не терялась в толпе. Энергично приступила к распространению своих газет, то и дело вступая при этом в жаркие дискуссии, и фразы, произносимые с трибуны в микрофон, явно не могли умерить ее пыл.
Марвель Осс терпеливо дождался, когда она завершила очередную дискуссию в острой конкуренции с громкоговорителями. И потерпела поражение, если говорить о силе звука. Стоя за спиной Китти, он прокричал ей в ухо:
— Твой возлюбленный — он что же, бросил тебя? Скажи мне, где сейчас лейтенант Хеллот, и я отомщу за твою поруганную честь.
Она удостоила его взглядом. И экземпляром своей газеты. Которая опустилась на Марвеля Осса, словно подаяние на ладонь нищего. После чего Китти круто отвернулась, вскинула руку с пачкой газет и принялась орать:
— Антиатомный выпуск! Антиатомная брошюра! Тридцать тысяч участников пасхального марша от Олдермастона до Лондона! Протестуйте против атомных испытаний и атомного безумия!
Люди оборачивались и недовольно шикали. Хёнсвалд уже начал свою речь. Вступительные фразы были произнесены, оратор сделал паузу, разгладил листки с текстом и продолжал:
— Сейчас трудящихся города и деревни больше всего заботит международное положение — голод, нужда, социальный и политический гнет в ряде экономически слаборазвитых стран, а также гонка ядерных вооружений, сеющая страх войны во всех великих державах. Эти обстоятельства определяют характер Первомайской демонстрации сегодня. Солидарность с цветными народами, требование международных акций помощи для улучшения условий жизни в отстающих странах и протест против дальнейших ядерных вооружений. Война нужде и борьба за мир!
Китти бросила его перебивать. Больше того, ей показалось, что он излагает ее мысли, то есть мысли левого крыла. Она слушала не без уважения. Хёнсвалд оказался более проницательным и трезвым, чем она ожидала от столь официозного натовского политика. Порой Китти даже готова была допустить, что Рабочая партия кое в чем отлична от буржуазного аппарата власти и партийной верхушке все еще приходится считаться с тем, что волнует народ.
— Всем известно, — продолжал Хёнсвалд, — всем известно, что атомная война сегодня означала бы гибель нашей цивилизации. Русские тоже понимают это и, конечно же, не меньше нас боятся такой войны. Доверие — вот чего нам недостает. Каждая из сторон опасается, что стоит ей в чем-то уступить, как у противной стороны возникает соблазн добиваться новых преимуществ. Они боятся, как бы не был нарушен так называемый баланс устрашения. Мы можем сделать доброе дело, оказывая нажим, чтобы стороны сдвинулись с мертвой точки и находили реалистические решения проблем.