У Адских Врат

Блэк Итан

— Тут небольшие синяки. — Затянутый в резиновую перчатку указательный палец застывает над дугой багровых меток размером с десятицентовую монету на левой лопатке.

Тина механически качает головой. Во взгляде — одобрение; жилка на шее пульсирует в такт речи.

— Эти следы не от ударов о лодку. Посмотри на рисунок, расположение.

— Пальцы.

— Вот и я так думаю. Здесь синяки крупнее — видимо, надавили ладонями. Это — порванные кровеносные сосуды. При разрывах кровь просачивается в межклеточное пространство. Посмотри на другое плечо. А еще на внутренней стороне левого предплечья и вдоль бицепсов.

Там тоже синяки.

— Словно кто-то выворачивал ему руку за спину.

Воорт сопровождает слова жестами.

— Еще синяки? Его держали несколько человек.

Тина пожимает плечами:

— Неплохая гипотеза.

— Его утопили? Сунули в воду?

— Тут возможны варианты, cheri. [3] Не исключено, что несколько человек дрались с ним — до того, как он умер. Однако следы могли появиться, если его, скажем, прижали к стене. Спина слишком повреждена, нельзя сказать точно. Драка могла произойти за несколько часов до смерти. Вариант: его ограбили, а он, не соображая, где находится, упал в воду, спрыгнул, когда удирал, или его столкнули.

3

Милый (фр.).

— В Адских Вратах такое бешеное течение, что попасть в воду он мог где угодно в пределах пяти миль к северу или югу.

Внезапно лицо Тины оказывается совсем близко.

— Неужели ты не боишься за себя, имея дело с людьми, способными сотворить такое?

— Отметь, что причина смерти не установлена.

— Он для тебя что-то значит?

Воорт на мгновение задумывается.

— Значит, потому что нашел его я. И мне на миг показалось, что его можно спасти. Наверное, из-за этого.

— Я освобожусь через двадцать минут. — Подтекст: «Хочешь, пойдем куда-нибудь вместе?»

— У меня дома гости. — Хотя, надо признать, он ощутил возбуждение и даже какую-то досаду на собственное самообладание.

«Черт, какой же я кобель. И ничего не могу поделать. Кобель, влюбленный в Камиллу, но все равно кобель».

— Ну что ж, еще раз поздравляю с помолвкой, Конрад.

Они пожимают друг другу руки. Длинные пальцы, шелковистая кожа. Ее улыбка словно подсказывает, что он мог бы еще передумать.

— Я лишился дома. Лишился машины. Я разорен.

Девять часов вечера. Воорт и Микки сидят в кабинете на третьем этаже особняка, в котором семья Воорта живет уже двести лет. Снизу доносится шум вечеринки: музыка и смех. По коридорам бегают племянники Воорта. В этом доме собиралась большая семья еще со времен президентства Джеймса Монро. Гавань, где тебя всегда ждут. Предки Воорта возвращались сюда с войны, приезжали, потеряв работу во время Великой депрессии. Копы Воорты по-прежнему ночуют здесь, если через несколько часов опять на работу, а до своих домов в других районах слишком далеко.

— Кон, я был уверен, что акции технологических компаний будут расти. Поэтому занял денег и купил еще.

Человек в мягком кресле напротив Воорта — его лучший друг — делает большой глоток виски «Лафройг», уставившись на тканый ковер колониальной эпохи. Его стыд почти осязаем. Он не совсем трезв, он в шоке, он способен говорить только об

испытанном ударе, — а ведь всего несколько месяцев назад такой исход казался невероятным. Микки словно упал в пропасть, он смотрит на Воорта так, будто глубокая яма отделяет его от всего, что когда-то составляло его жизнь.

— Сколько ты занял, Мик?

— Я ведь понимаю, что ни черта не делал на работе. Знаю, что ты прикрывал меня. В сущности, ты работаешь за двоих, дружище.

— Ты рассказал Сил, что произошло?

— Я и себе-то не решаюсь признаться.

— Тебе нужны деньги?

— Мне нужен джинн из бутылки. Мне нужен хеппи-энд, как в фильмах Фрэнка Капры. Мне нужна машина времени, чтобы вернуться назад и купить двухпроцентные краткосрочные векселя казначейства вместо грабительских акций «Три-Стар энерджи». Вот что мне нужно.

Микки опрокидывает стакан неразбавленного солодового виски.

— Прошу вас, мистер Диккенс, я хочу еще.

Всему виной развал экономики: бары и рестораны закрываются, городское строительство замирает. Мэру пришлось увольнять копов и пожарных. Мосты ржавеют, а автомагистрали покрылись ямами. Университеты перестали нанимать профессоров. Управляющие пенсионных фондов дают показания в конгрессе. Библиотеки сокращают рабочее время. Ради экономии электричества фонари в жилых районах по вечерам включают через один.

— Кон, я слышал по Си-эн-би-си, будто брокерские конторы с Уолл-стрит урежут премиальные выплаты. Эти компании платят тридцать пять процентов городских налогов. Конгресс попытался бы приватизировать кислород, если бы придумал, как это сделать. Чертов президент ввел бы плату за воздух, если бы только мог.

Звонит телефон. Воорт смотрит на определитель номера и видит, что это Хейзел, его любимая специалистка по компьютерам в Полис-плаза, 1. [4] Он просил ее просмотреть списки пропавших людей — вдобавок к полудюжине других дел, порученных ему и Микки.

4

Адрес Управления полиции Нью-Йорка.

— Сколько, Микки?

— Год назад у меня было двенадцать миллионов долларов. Двенадцать миллионов. В детстве мне казалось, что так много может быть только у Рокфеллеров. Я не мог даже вообразить такую сумму. А потом понял, как ее получить самому. А теперь… — Он не договаривает.

Даже голос звучит по-другому — словно слова произносит не Микки.

— Мик, Сил — хирург. Она хорошо зарабатывает.

— Она женщина, — отрезает Микки, словно Воорт сказал несусветную глупость.

— Ну ты и динозавр старомодный!

— Кон, что бы ни говорили женщины, они перестают уважать мужчин, если зарабатывают больше их. И тогда мужчина перестает уважать себя. Ах, тебе не понять. Ты родился богатым.

Телефон замолкает. Воорту остается надеяться, что Хейзел оставит сообщение на автоответчике.

«Отвлечь его. Пусть думает о работе».

— Микки, когда я увидел то тело…

— Все, что мне надо было сделать, — просто уйти с рынка. Ведь были же знаки. Но я решил, что могу сорвать куш. Когда я в последний раз смотрел, то был должен больше четверти миллиона. Взял кредит под залог собственности. И все просрал.