У алтаря
Шрифт:
— Во всяком случае нужно положить конец этому роману, — твердо решил Бернгард. — Мне не хочется лично иметь дело с графом, поэтому я потребую письменно, чтобы он не смел показываться в пределах Добры. Его поведение по отношению к Люси дает мне право предъявить ему известные требования. Он никак не может объяснить простой случайностью свое появление в моих владениях!
— Да, да, напишите ему, — живо воскликнула Франциска. — Я могу продиктовать вам содержание письма. Граф прочтет нечто такое, чего он никогда еще не
Несмотря на тревожное чувство, охватившее его, Бернгард не мог удержаться от улыбки.
— Нет, на этот раз я думаю обойтись без диктовки, — ответил он. — Не беспокойтесь, письмо будет вполне убедительным, тон его — очень вежливым, но тем не менее крайне оскорбительным. У меня нет никаких оснований щадить графа. Позаботьтесь, однако, чтобы Люси была готова вовремя. Я надеюсь, что прогулка развлечет ее.
Через полчаса Люси сидела рядом с братом в коляске, направлявшейся в К. по прекрасной горной дороге. Только в одном месте, где начинался крутой подъем, путь был довольно тяжел. На верху горы дорога разделялась — одна спускалась вниз, к местечку К., а другая тянулась еще выше.
Хотя лошади Гюнтера были молоды и сильны, но и они с трудом взбирались по крутой горе. Бернгард приказал кучеру остановить экипаж и вышел с сестрой, чтобы лошадям было легче. Люси, ходившая по горам без всяких усилий, пошла вперед, а Бернгард следовал за ней на некотором расстоянии. Вдруг молодая девушка остановилась, застыв на месте.
— Что случилось? — спросил Гюнтер, поравнявшись с ней.
— Ничего! Я думаю, мы можем идти медленнее, — ответила Люси и, взяв брата под руку, прильнула к нему.
Тот только теперь заметил на повороте дороги еще один экипаж. Это была закрытая монастырская карета. Очевидно, ее пассажир, бенедиктинский монах, тоже предпочитал прогулку пешком, так как шел рядом с пустой каретой.
Гюнтер не любил встречаться с соседями монахами, но на сей раз сделал исключение. Едва взглянув на бенедиктинца, он ускорил шаги, чтобы догнать его.
— Не спеши так, Бернгард, — сказала Люси, — подождем, пусть монах проедет вперед.
— Почему? — удивленно возразил Гюнтер. — Это отец Бенедикт, разве ты его не знаешь? Впрочем, ты, вероятно, не видела его на вечере у барона Бранкова?
— Нет, видела, — ответила девушка тихим, прерывающимся голосом. — Я… я боюсь его, боюсь его глаз. Подождем, пока он уйдет.
— Не будь таким ребенком, Люси! — нетерпеливо проговорил Бернгард и увлек сестру вперед.
Через несколько минут они догнали молодого монаха, и Гюнтер, поклонившись первым, непринужденно обратился к нему:
— Вы тоже жалеете своих лошадей, ваше преподобие? Здесь действительно очень тяжелая дорога, бедным животным и так трудно взбираться, приходится для них жертвовать собой.
Молодой монах обернулся и остановился, как вкопанный. Дыхание
— Да, я с большим удовольствием хожу пешком!
— Не могу сказать этого про себя, — заметил Бернгард, — но ничего не поделаешь, здесь, в горах, нельзя рассчитывать на такие удобные шоссейные дороги, как на равнине.
Гюнтер медленно продвигался вверх, и отец Бенедикт невольно шел рядом с ним — было бы неловко отстать, раз его карета уехала далеко вперед. Люси не выпускала руки брата; она не вмешивалась в разговор и ни разу не взглянула на монаха.
Бернгарду не приходило в голову наблюдать за сестрой, он впился глазами в лицо отца Бенедикта и снова обратился к нему:
— Не знаю, ваше преподобие, помните ли вы меня, но мы виделись с вами у барона Бранкова. Правда, нас не представили друг другу.
— Я прекрасно знаю владельца Добры! — тихо ответил отец Бенедикт.
Гюнтер слегка поклонился.
— Вы тоже едете в К.? — спросил он.
— Нет, я еду в горы, в местечко Р.
— Так высоко? Вам предстоит тяжелая и далекая дорога. Вероятно, хотите навестить священника?
— Нет, я назначен помощником священника. Я проведу там несколько месяцев, по всей вероятности, всю зиму.
— Ну, это незавидное назначение, — с искренним участием заметил Бернгард. — Р. лежит в самой недоступной части гор. По-моему, настоящее геройство — решиться провести там всю зиму.
Губы молодой девушки вздрогнули, и невольный вздох облегчения вырвался из ее груди, когда она узнала об отъезде монаха.
Отец Бенедикт хотя и не видел Люси, но услышал вздох и понял его значение.
— Есть вещи, которые гораздо труднее перенести, чем снежные бури и трескучие морозы! — с глубокой горечью ответил он.
Гюнтер с удивлением взглянул на монаха.
— Простите, ваше преподобие, за нескромный вопрос, — живо спросил он. — Вы родились в Б.?
— Нет, я родом из южной Германии, — ответил отец Бенедикт с недоумением.
— Вот как? Значит, я ошибся. Меня ввело в заблуждение некоторое сходство. Мне казалось, что я знал вашу мать.
— Вряд ли! Она умерла давно, когда я был еще ребенком, в одном из имений графа Ранека; там же умер и мой отец.
— Да, я ошибся. Простите за неуместный вопрос!
— Пожалуйста!
«Следовательно, он ничего не знает, — подумал Бернгард, — его оставили в полном неведении».
Все трое молча продолжали свой путь. Можно было подумать, что отец Бенедикт жалел, что вступил в разговор с Гюнтером. Но вот перед ними показалась вершина горы, где ожидали оба экипажа. Двинувшись вниз, кучер Бернгарда хотел затормозить, но сделал это так неловко, что цепь тормоза попала между колес и разорвалась. Гюнтер заметил это и нахмурил брови.