У ангелов нелетная погода
Шрифт:
– Куда пропала? Что значит пропала? – Нателла мигом посерьезнела. – Говори толком, куда пропала?
– Мы прилетели в Анталию, она пошла в туалет и не вернулась, понимаешь? – Лариса снова не верила своим словам.
– Ты в полицию обращалась?
– Да!
– В аэропорту искала? Там же здание дурацкое, заблудиться на раз!
– Искала три часа.
– Так, а консулу звонила нашему?
– Н-нет, не звонила. – Лариса даже растерялась. – Я сейчас, я позвоню!
– Нет, ты не звони, ты поезжай сразу, вот что! – Нателка защелкала клавишами
– Так уже конец рабочего дня, – спохватилась Лариса. – Там, наверное, никого нет?
– Ты поезжай, там же должен быть дежурный, – не унималась Нателла. – Что значит конец рабочего дня – российская гражданка пропала: пусть поднимают всех на уши, пусть ищут!
– Да-да, Нателлочка, я поеду, я сейчас! – Лариса наспех кидала в сумку все, что еще недавно выкидывала из нее.
– Ты звони, слышишь, если что нужно, я тут буду пробивать!
Лариса выскочила из лифта и подбежала к стойке.
– Можно мне такси до Анталии заказать, прямо сейчас?
– Зачем заказать? – заговорщицки склонился к ней высокий смуглый портье с удивительно маленькой головой на широких плечах. – Выходить на дорога. Поднимать рука – такси подъезжает. Стоит тридцать долларов или евро, только… Лариса метнулась от него, не дослушав.
16 августа 2008 года, суббота, вечер
Всю дорогу до Анталии Лариса, как заводная, повторяла про себя адрес генконсульства: Парк-Сокак, дом тридцать, Парк-Сокак, дом тридцать… Немолодой таксист включил на всю громкость какие-то заунывные турецкие песни, да еще сам подпевал таким же заунывным тонким голосом. Но Ларисе это не мешало, напротив, она была рада, что не надо разговаривать. Ей казалось, если он о чем-нибудь спросит, она тут же разрыдается в голос.
Наконец он высадил ее на тихой улице у белого особняка, вокруг которого росли красивые высокие пальмы. Вечерело, но жара не спадала, и кожа тут же покрылась испариной, хотя ее колотил озноб.
Она позвонила в дверь, и на порог вышла немолодая симпатичная женщина.
– Здравствуйте, мне нужно повидать консула! – громко сказала Лариса.
– Вы знаете, Хулькар Юсупович на выезде в Кемере, а вице-консул сегодня в аэропорту, встречает делегацию, – улыбнулась женщина.
Из Ларисы словно выпустили воздух, она покачнулась и села на высокий парапет крыльца.
– Что же мне делать? – Она чувствовала, что глаза наполняются слезами.
– Да вы не волнуйтесь, войдите. – Женщина посторонилась, пропуская ее в прохладный холл с белыми стенами и темной мебелью. – Что случилось?
Пока Лариса снова рассказывала все ту же историю – как они прилетели, и как Аня пропала, – женщина достала из холодильника кувшин с каким-то напитком, налила в высокий стакан – тот мгновенно запотел, поднесла Ларисе. Она машинально отпила, но тут же поставила стакан на столик.
– Что мне теперь делать?
– Так, заявление в полиции вы оставили, – женщина достала
– И что? – Лариса взяла бланк, он мелко затрясся у нее в руке. – Мне что, в отель ехать – и все?
– Ну а что же вы хотите? – мягко улыбнулась женщина. – Оставаться здесь вам смысла нет, я все передам, не волнуйтесь.
Лариса кое-как написала еще одно заявление – на имя консула, которое было напечатано в верхнем углу. Ей казалось, что она не сообщила чего-то важного, самого важного, но по сути добавить было нечего.
Она отдала заявление женщине, взяла визитку и, как сомнамбула, на подгибающихся ногах вышла на улицу. Зной полыхнул в лицо, она дошла до ближайшей скамейки и села, обхватив щеки ладонями и раскачиваясь.
Картины одна страшней другой представлялись ей так явственно, словно перед глазами разворачивался кинофильм. Вот Аня в каком-то подвале, грязная, избитая, привязана к батарее… Вот испуганная Аня в номере гостиницы, а рядом омерзительный старый мужик в одних трусах… Вот Аня валяется в каком-то хламе – рука подвернута, как у неживой…
Лариса потрясла головой: нет, так нельзя, так она свихнется, и никто не будет искать ее девочку. Надо думать о хорошем, об Ане живой и здоровой.
Она вспомнила, как их с новорожденной дочкой выписывали из роддома. Верные подружки Нателка и Маша тогда не только сами примчались с букетом роз, но приволокли за собой и Фимку Краснянского: «Ты что, с ума сошла – не говори никому!.. Надо чтобы ребенка принимал мужчина, папаша – хоть ненастоящий!» А за Фимкой, конечно, притащилась и Сонечка, которая бдительно стерегла его от покушений других девчонок.
Жаркий майский полдень быстро сушил лужи во дворе роддома. Фимка, обряженный по официальному случаю в свой длинный сюртук цвета детской неожиданности, пошитый папой-портным в городе Тирасполе, стоически потел, кряхтел и огрызался. Но свою ответственную роль исполнил до конца. Хотя со своей дыбом стоящей русой шевелюрой был очень похож на молодого Блока и совершенно не похож на папашу.
Пожилая акушерка, которая рассчитывала на традиционную коробку конфет и не получила ее, скептически поджала губы и буквально кинула кулек с Аней на руки «папаше». И вот такой смешной русско-армянско-еврейской компанией они и привезли Аню домой – в темную комнатку коммуналки, где Лариса заранее приготовила деревянную кроватку. Ее притащил сантехник Габид Ахмедович, разыскав на чердаке полуразвалившегося флигеля. Кроватку Лариса отмыла, отскребла ножиком и застелила белоснежными простынками… И Фимка долго стоял над кульком с упакованной в роддоме Анечкой, делая козу кривыми длинными пальцами, пока бдительная Сонечка не оттащила его и фальшивым голосом не попрощалась со всеми, поскольку «дела-дела»…