У черноморских твердынь
Шрифт:
Три атаки было за первый день наступления на участке 90–го стрелкового полка. Уже первую атаку поддерживало двадцать два танка. Восемь из них подбила наша артиллерия, и еще пять танков вывела она из строя при отражении следующих атак. Кроме второго дивизиона полка Филипповича и дотов здесь помогала пехоте береговая батарея капитана Матушенко. Потом я вызвал на этот же участок огонь 2–й и 30–й батарей береговой обороны.
Дружными действиями пехоты и артиллерии противник на участке 90–го полка был отброшен на исходные позиции, и в последующие дни не проявлял тут особой активности.
Но
Кутова заметила, что вдруг замолчал наш пулемет. Она пробралась к нему по траншее и увидела: один боец расчета лежит в стороне, другой — прямо на пулемете.
— До того я растерялась, что не знаю, что и делать, — рассказывала Надежда Михайловна. — Никого тут больше нет, немцы к окопу ползут, а пулемет молчит!..
Медсестра бросилась все-таки прежде всего осматривать лежащих бойцов. Один оказался мертвым, другой — без сознания, но дышал. Когда Кутова начала его перевязывать, красноармеец — фамилия его была Шарапов — очнулся и строго сказал ей:
— С этим погоди. Ты из пулемета стрелять можешь? Стреляй, а я тебе помогу, перевяжешь потом…
Кутова немного знала пулемет—изучала его еще под Одессой. Она послушалась раненого, легла с ним рядом, и они открыли огонь.
— Стреляю, — говорила она, — а у самой слезы ручьем: жалко этого пулеметчика, ведь кровью истекает. А он даже не стонет, только все повторяет: «Бей их, сестрица! Бей, родная!»
Так они и помогли отбить атаку. Потом Кутова перевязала пулеметчику рану и доставила его на батальонный медпункт.
Надежда Михайловна Кутова живет теперь в Донбассе. В октябре 1966 года, когда отмечалось 25–летие начала Севастопольской обороны, она была в числе гостей города–героя. Дальнейшая судьба пулеметчика Шарапова мне неизвестна.
На участке 8–й бригады морской пехоты — это была центральная часть позиций сектора — бой много раз переходил в рукопашные схватки. Заняв Азиз–Оба, немцы создали угрозу выхода в тыл правому соседу бригады — полку капитана Дьякончука. Борьба здесь шла на склонах, густо заросших дубняком, и артиллерия вела огонь в основном по площадям, руководствуясь заранее разработанной схемой и заявками пехоты. Кроме дивизионов непосредственной поддержки бригаде моряков помогала отбивать атаки группа береговых батарей, а также часть орудий армейского артполка майора Н. В. Богданова, стоявшего на стыке третьего и четвертого секторов.
Вечером во время доклада командиру дивизии о действиях артиллерии я более подробно узнал об обшей обстановке на северном участке Севастопольского оборонительного района. Основной удар противника — силами всей 132–й пехотной дивизии немцев и большей частью 22–й их дивизии — пришелся против полка Дьякончука и трех батальонов морской бригады. Вследствие отхода 287–го полка Чапаевской дивизии на левом фланге третьего сектора, а также в результате того, что враг вклинился
Через сутки 241–й полк был окружен полностью. Молодой командир зрело и энергично организовал круговую оборону, и личный состав полка продолжал самоотверженно драться, смело вступая в рукопашные схватки.
Николая Артемьевича Дьякончука я хорошо знал по штабу дивизии, где он был до недавнего времени помощником начальника оперативного отделения. Как и другим офицерам штаба, ему не раз приходилось возглавлять резервные подразделения, вводившиеся в бой на трудных участках. В памятном старожилам дивизии бою 8 июля у молдавского села Долна, где врагу был нанесен, можно сказать, разгромный контрудар, Дьякончук вместе с командиром разведбатальона вел в атаку танкетки. Водил он бойцов в контратаки и под Одессой. Храбрость и организаторские способности этого штабного офицера определили выбор командования, когда потребовалось вверить кому-то 241–й стрелковый полк, оставшийся без командира. И Дьякончук возглавил его в звании всего лишь капитана.
Декабрьские бои показывали, что в Дьякончуке не ошиблись. Его полк и в окружении держался стойко, мешая противнику развивать первые успехи штурма.
Вместе с подразделениями 241–го полка был отрезан и дивизион капитана Ф. М. Ращупкина из артполка майора Полякова. Восемь орудий в этих условиях сослужили пехотинцам особенно хорошую службу, ведя огонь по наседавшим гитлеровцам прямой наводкой. Разумеется, поддерживала полк Дьякончука и остальная наша артиллерия. Перебив с ее помощью фашистов, прорвавшихся к устью Камышловского оврага, полк в ночь на 19 декабря отошел вместе с дивизионом Ращупкина на главный рубеж обороны в долине Бельбека. Но это еще не означало для Дьякончука выхода из окружения, из которого полк окончательно вырвался позже.
На северном участке Севастопольской обороны в это время стали действовать и войска из армейского резерва. Вместе с частями 388–й дивизии прибыл сюда 953–й артиллерийский полк. А некоторые наши дивизионы и батареи приходилось отводить на новые огневые позиции. Это делалось, когда нависала угроза их блокирования и были исчерпаны все возможности задержать врага огнем прямой наводкой.
Еще 18 декабря мы потеряли прекрасного командира дивизиона — Николая Самойловича Артюха. Сколько раз обходила смерть этого неустрашимого человека! А сейчас сразила вражеская пуля на наблюдательном пункте при подаче боевой команды.
Капитан Артюх был мастером артиллерийского огня и большим поклонником суворовской «науки побеждать». Он знал множество интересных эпизодов из боевой деятельности Суворова и десятки его афоризмов, которые любил приводить в беседах с бойцами. Дивизион Артюха относился к самой легкой нашей артиллерии, имея трехдюймовые орудия на конной тяге. Но вот что успел занести дивизион на свой боевой счет с начала отражения декабрьского штурма до гибели капитана, то есть за два неполных дня: три подбитых танка, семь выведенных из строя орудий и двенадцать пулеметов, сотни уничтоженных фашистских солдат…