«У Геркулесовых столбов...». Моя кругосветная жизнь

Городницкий Александр Моисеевич

…Последний выезд. Франция. Париж.Не убежишь, Володичка, – шалишь:О Яковлевой и не думай лучше.Обратно возвращаясь, по пути,Он отдал фирме Лориган КотиВесь гонорар, который был получен.Печален звук оборванной струны.Давно уже в помине нет страны,Чей паспорт был ему иного ближе.Погиб поэт, и нет его вины,Что никому сегодня не нужныВсе сто томов его партийных книжек.Минувший век немыслимо далек.Он догорает, словно уголек.Конец поэта горестен и жалок.Но много лет, пока не вышел срок,Его подруге клали на порогБукеты им оплаченных фиалок.

Другая любовь Маяковского, Лилия Юрьевна Брик, сыграла в его судьбе достаточно сложную роль. Знаменитый любовный треугольник стал для поэта роковым.

Именно Брики, особенно Осип Брик, который сотрудничал с «органами», посоветовали не давать визу Маяковскому, для того чтобы он снова мог поехать в Париж, поскольку опасались, что он женится на Татьяне Яковлевой и навсегда останется во Франции. Здесь вспоминается посвященная Брику эпиграмма, обычно приписываемая Есенину: «Вы думаете, кто такой Ося Брик? Исследователь русского языка? А на самом-то деле он шпик и следователь ВЧК!» К сожалению, по-видимому, так оно и было. В то же самое время именно Лилия Брик уже после гибели Маяковского обеспечила ему бессмертие. Ее письмо Сталину, на котором красным карандашом была начертана знаменитая резолюция вождя: «Товарищу Ежову» (Николай Иванович Ежов тогда еще не возглавлял карательные органы, а был руководителем орготдела ЦК ВКП(б). Далее идут строчки, которые люди моего поколения учили в школе: «Маяковский был и остается лучшим, талантливейшим поэтом нашей Советской эпохи…»

Эту женщину напрасноПолюбил ты навсегда:Эта женщина не праздник, —Эта женщина – беда.Черный смерч над черной глубьюХодит, волны теребя,Эта женщина не любит,Но не выпустит тебя.Не ищи себе печали,Попадая к ней в гарем,Ей бессонными ночамиНе придумывай поэм.Позабудь про эти губы,Славной жизни не губя.Эта женщина не любит,Но не выпустит тебя.Что ни дашь, ей будет мало,Не умерить эту прыть.Будешь вечно с кем попалоЭту женщину делить.Над тобой смеются люди,Сплетни громкие трубя.Эта женщина не любит,Но не выпустит тебя.Солнце движется по кругу,Листья падают в траву.Ты искал себе подругу,А нашел себе вдову.Будут бить потомки в бубен,О судьбе твоей скорбя.Эта женщина не любит,Но не выпустит тебя.

Кладбище Сен-Женевьев-де-Буа в окрестностях Парижа – удивительный уголок России. Здесь лежат русские, которые потеряли при жизни свою Родину и обрели ее только после смерти. Но обрели, будем надеяться, навсегда. Многие из тех, кого мы называли «Белой гвардией» и кто был воспет Мариной Цветаевой и другими замечательными поэтами и писателями, остались здесь. Любого пришедшего сюда потрясает порядок воинских захоронений. Славные офицеры Белой армии лежат по своим воинским подразделениям – отдельно Донская артиллерия, отдельно казачьи войска, отдельно кавалерийские части. До самой смерти они сохранили свою приверженность и любовь не только к России, но и к своим воинским традициям, в том числе и к тем учебным заведениям, где воспитывались. Кроме званий, генеральских, полковничьих и других, почти у каждого на могильной плите погон того кадетского корпуса, того юнкерского училища, которое они когда-то окончили, будучи молодыми.

Не просто в эпохе, что прежде была,Теперь разобраться.На кладбище Сен-Женевьев-де-БуаКадетское братство.Лежат они молча в сырой темноте,Но нету претензий.Кадетский погон на могильной плитеИ павловский вензель.Нас школьные манят обратно года,И некуда деться, —Дорога из жизни везде и всегдаИдет через детство.Лежат командиры походов былых,Землею одеты,И звания нету превыше для них,Чем званье кадета.Лежат генералы дивизий лихих,Геройские деды,И звания нету превыше для них,Чем званье кадета.Кричат, улетая на юг, журавли,Усопших трвожа.Кончаются деньги, – из этой землиИх выпишут тоже.Меняют окраску в соседних лесахЗемли обороты.Смыкают привычно ряды в небесахКадетские роты.Забудьте, кадеты, про пушечный дым,Немного поспите.Пускай вам приснится, мальчишкам седым,Покинутый Питер.Старинной усадьбы таинственный мирС желтеющим садом.И мамино платье, и папин мундир,И Родина рядом.

Привлекает внимание и находящийся напротив мемориала кадетам надгробный камень канонической формы. На нем надпись: «Донские артиллеристы». В памятнике – квадратная ниша, закрытая стеклом и окантованная двойной медной рамкой. В нише – иконки и свеча.

Лежащий вдали от ИмперииПод полуопавшим каштаном,Поручик Донской артиллерииНе

станет уже капитаном.Под теплым светящимся лучиком,Расставшийся с миром подлунным,Он будет навеки поручиком,Веселым, восторженным, юным.Мерцает осенняя лужица,И нет сожаления снова,Что он никогда не дослужитсяДо звания очередного.Он вспомнит мосты с переправами,И окна родимого дома,Где пахло нагретыми травамиНад водами Тихого Дона.Степными, дремучими, терпкими,На фоне темнеющей сини.А здесь православная церковь лишьНапомнит о бывшей России.И лет эмигрантских – как не было, —Есть только храпящие кони,И это далекое небо лишь,Где звездочки, как на погоне.

Неподалеку от могил Белой гвардии лежат виднейшие представители русской литературы и искусства XX века, умершие в изгнании: Рудольф Нуриев, Александр Галич, мой ровесник Андрей Тарковский, который поразил весь мир своим искусством кино и, блеснув, ушел из жизни. Здесь лежат замечательные писатели и поэты: Бунин, Мережковский, Гиппиус и многие, многие другие. Вот оно, огромное русское поле на французской земле…

На кладбище Сен-Женевьев-де-БуаЗабвения не вырастает трава, —Ее, разодет как любовник,Стрижет регулярно садовник.На кладбище Сен-Женевьев-де-Буа,Где статуи стынут в песцовых боа,Покой обрели эмигранты, —Российской свободы гаранты.На кладбище Сен-Женевьев-де-БуаЗемля от февральского снега бела,И смотрят на черные кроны,Забыв про коней, эскадроны.Звенит у обители Сен-ЖеневьевСкворцов прилетевших двусложный напев,Связав ее пением птичьимС Донским или Ново-Девичьим.Опять в ожидании новой весныПокойникам снятся московские сны,Где вьюга кружится витая,Литые кресты облетая.Там близкие с детства родные места,И купол сияет над храмом Христа,Склоняя усопших к надежде,Что все возвратится, как прежде.На кладбище Сен-Женевьев-де-Буа,Исчезнув с планеты как птица моа,Лежит лебединая стая,В парижскую землю врастая.Меж мраморных ангелов и терпсихорПоет им каноны невидимый хор,И нету, понятно из пенья,Свободы помимо успенья.

Кладбище Сен-Женевьев-де-Буа неразрывно связано не только с русской литературой, кино, балетом, но еще и с русской авторской песней. Всякий раз, попадая на это кладбище, я кладу цветы на могилу Александра Аркадьевича Галича – человека сложной судьбы, обозначившего собой целую эпоху, которую в свое время называли «Эпохой магнитофониздата». Преуспевающий писатель, благополучный драматург, пьесы которого ставили по всему Советскому Союзу, он, на вершине своего благополучия, вдруг взял и ушел в диссиденты. Начал писать жесткие, резкие обличительные песни, после которых потерял все, что имел, был выдворен за границу и погиб при странных обстоятельствах. Его смерть до сих пор представляется загадочной. Песни Александра Галича, так же как и его и знаменитая поэма «Кадиш», посвященная Янушу Корчаку, навсегда остались в золотом фонде русской литературы и стали своеобразным памятником той несчастной эпохе, которую мы теперь называем «Эпохой застоя».

Снова слово старинное «давеча»Мне на память приходит непрошено.Говорят: «Возвращение Галича»,Будто можно вернуться из прошлого.Эти песни, когда-то запретные, —Ни анафемы нынче, ни сбыта им,В те поры политически вредные,А теперь невозвратно забытые!Рассчитали неплохо опричники,Убежденные ленинцы-сталинцы:Кто оторван от дома привычного,Навсегда без него и останется.Слышен звон опустевшего стремениНад сегодняшним полным изданием.Кто отторгнут от места и времени,Тот обратно придет с опозданием.Над крестами кружение галочье.Я смотрю в магазине «Мелодия»На портреты печальные Галича,На лихие портреты Володины.Там пылится, не зная вращения,Их пластинок безмолвная груда…Никому не дано возвращения,Никому, никуда, ниоткуда.

Удивительное дело: те эмигранты, которые лежат на кладбище Сен-Женевьев-де-Буа, весь остаток своей жизни мечтали вернуться на Родину, а те мальчики, которыми они когда-то были, которые умирали на фронтах и Первой мировой, и Гражданской войны, мечтали попасть в тихий и спокойный Париж, который исторически был для русского человека местом отдыха и развлечений.

С Парижем всегда тяжело расставаться. Особенно осенью, когда осень – это не только время года, но и время жизни. Когда, оборачиваясь назад, понимаешь, что счастливое время, твоя весна, твое лето, во многом уже позади. И все-таки, несмотря ни на что, хочется надеяться, что с Парижем тебе еще суждено встретиться в будущем…