У-гу!

Хайасен Карл

Рой считал себя хорошим велосипедистом (все-таки в Монтане два года ездил вверх-вниз по горам), но Беатриса была круче. Она легко крутила педали, и ей не мешали ни лужи под колесами, ни Рой, который кое-как умостился на раме со своей промокшей коробкой.

— Куда едем? — крикнул он.

— Заткнись.

Они промчались мимо кирпичной арки на въезде в гольф-клуб, и вскоре нормальная улица закончилась и началась грязная грунтовка без всяких тротуаров и фонарей. Ливень превратился в моросящий дождь. Велосипед скакал по залитым грязью

выбоинам, Рой держался из последних сил. Мокрая футболка липла к спине.

Беатриса затормозила у высокого забора из сетки-рабицы. В одном месте проволока была перекушена кусачками так, что ее можно было отогнуть. Рой соскочил с рамы и поддернул мокрые джинсы, съехавшие по самое дальше некуда.

Беатриса прислонила велосипед к сетке и махнула Рою, чтобы он лез за ней через дырку в заборе. Здесь было автомобильное кладбище. Они крадучись двинулись вдоль останков бывших машин. Рой не отставал от Беатрисы, которая перебегала от одного ржавого корпуса к другому — наверное, опасалась сторожа.

Вскоре они добрались до старого автофургончика без колес, поставленного на шлакоблоки. Рой с трудом разобрал на ветхом брезенте выцветшие красные буквы: «СЛИВОЧНОЕ МОРОЖЕНОЕ И ВАФЕЛЬНЫЕ РОЖКИ ЙО-ЙО».

Беатриса схватила Роя за руку и потянула к дверце фургончика. Внутри валялись какие-то ящики, коробки, куча одежды и всякий хлам. В углу лежал свернутый спальный мешок.

Когда Беатриса закрыла дверь, они оказались в полной темноте, Рой не мог разглядеть даже собственного носа.

— Покажи, что у тебя в коробке, — потребовала Беатриса.

— Не покажу, — сказал Рой.

— Эберхард, ты дорожишь своими зубами?

— Я тебя не боюсь! — соврал Рой.

В фургончике «Йо-Йо» было душно и сыро. Комары жужжали у Роя над ухом, и он вслепую от них отмахивался. Он унюхал какой-то удивительно знакомый, но совершенно неожиданный здесь запах. Неужели печенье? Точно: пахло свежим арахисовым печеньем — таким, какое печет его мама.

Луч фонарика ударил ему прямо в глаза, и он отвернулся.

— Последний раз спрашиваю, — угрожающе сказала Беатриса, — что в коробке?

— Обувь, — ответил Рой.

— Ври больше!

— Честно.

Она выхватила коробку у него из рук, скинула крышку и посветила внутрь фонариком.

— Я же тебе говорил.

— Пастушка, ты ненормальный, что ли? Зачем ты таскаешь с собой кроссовки? — раздраженно спросила Беатриса.

— Это не для меня, — ответил Рой. Кроссовки были совсем новые, он их почти не носил.

— А для кого?

— Для того пацана, что я встретил.

— Какого еще пацана?

— Я тебе про него говорил — помнишь, в столовой? Для пацана, который в тот день пробежал мимо твоей остановки.

— Ага, — Беатриса нехорошо усмехнулась. — И ты опять его выслеживаешь, вместо того чтобы заниматься своими делами. — Она выключила фонарик, и все снова погрузилось в темноту.

— Я уже с ним даже виделся. В каком-то смысле.

— Ты,

значит, не угомонился?

— Слушай, человеку нужна обувь. Он может наступить на битое стекло или на ржавый гвоздь… Или даже на змею.

— С чего ты взял, что он носит обувь, Эберхард? Может, ему лучше бегается босиком?

Рой не знал, что от него нужно Беатрисе, зато он понимал, что дома родители уже точно сходят с ума. Надо попробовать смыться, когда Беатриса снова включит фонарик. Главное — добежать до велосипеда быстрее нее.

— Ну ладно, — сказал Рой. — Если ему не нужны кроссовки, сам буду носить. А вдруг нужны? Размер у нас примерно один и тот же.

Из темноты не доносилось ни звука.

— Беатриса, ты собралась меня бить? Тогда не могла бы ты с этим делом поторопиться? Мои мама и папа уже не только «девять-один-один» — они, наверное, и Национальную гвардию на уши поставили.

Молчание.

— Эй, Беатриса, ты там не заснула?

— Эберхард, почему ты беспокоишься об этом парне?

Хороший вопрос. Рой и сам бы хотел знать на него ответ. Его что-то зацепило в выражении лица того бегуна — и это «что-то» казалось страшно важным и никак не шло из головы.

— Не знаю, — ответил Рой. — Не знаю почему.

Блеснул фонарик. Рой рванул было к двери, но Беатриса хладнокровно ухватила его сзади за джинсы и толкнула на пол.

Рой сидел, тяжело дыша, готовясь к расправе.

Но Беатриса почему-то не разозлилась.

— Какой размер? — спросила она, протянув руку к кроссовкам.

— Девятый.

— Угу…

Вдруг она поднесла палец к губам, потом указала на дверь и выключила фонарик.

Снаружи кто-то шагал по гравию — тяжело и увесисто. И в такт шагам что-то бренчало — то ли связка ключей, то ли мелочь в кармане. Рой затаил дыхание.

Подойдя к их фургончику, человек стукнул по дверце кабины — судя по звуку, обрезком трубы. Рой даже подпрыгнул от неожиданности. Человек двинулся дальше, время от времени грохая трубой по очередному железному остову, отпугивая неведомо кого.

Когда он ушел, Беатриса шепнула:

— Сторож.

— Зачем мы сюда пришли? — тихо спросил Рой.

В темноте было слышно, как Беатриса поднимается на ноги.

— Давай заключим договор, Пастушка.

— Я тебя слушаю, — сказал Рой.

— Значит, так. Я передам ему твои кроссовки, а ты за это от него отвяжешься. Перестанешь его выслеживать.

— Так ты его знаешь?

Беатриса рывком подняла Роя на ноги.

— Знаю, — сказала она. — Он мой брат.

Обычно в половине пятого Дэвид Делинко уже заканчивал работу, но сегодня на его столе все еще лежала стопка документов. Нужно было заполнить еще уйму бланков и написать кучу рапортов о том, что случилось с его патрульной машиной. Он писал и писал, пока рука не заныла. В шесть вечера он решил, что на сегодня хватит.