У хороших девочек нет клыков
Шрифт:
Выдержка из «Руководства для только что восставших из мертвых»
– Я…
– Погоди, - сказал Зеб, стаскивая меня с кушетки и заключая в долгие, неуклюжие объятия. Я ощутила слабый аромат лосьона после бритья на его коже и запах чипсов со вкусом лука в дыхании. Чувствовала, как бежит по венам его кровь, видела отрывистые удары пульса на горле.
Зеб не обращал внимания на тревожные изменения, происходящие в непосредственной близости от него.
– Я действительно
– Я…
– Серьезно, где ты пропадала? – требовательно спросил он. – Я услышал о твоем увольнении в среду, и в тот же день приехал сюда, чтобы проверить как твои дела, но тебя не было дома. Я упоминал, что приезжал в среду? Мне понятно твое желание уйти в запой от жалости к себе, но, Джейн, ты должна была сообщить кому-нибудь о своем местонахождении. Я кормил твою ненормальную собаку в течение трех дней. Твоя мать с ума сходила от беспокойства, а ты знаешь, это означает, что она станет обрывать мой телефон.
– Я…
– До сих пор мне удавалось удержать ее от вызова полиции, но я буду сожалеть об этом, если какой-нибудь извращенный пижамный фетишист все это время удерживал тебя в своем подвале.
– Остановись! – прогремела я голосом, напоминающим низкий бас заядлого курильщика. Режущая слух команда, казалось, довольно быстро утихомирила Зеба. Он рухнул на кушетку в ожидании следующего приказа. Впервые за более чем двадцать лет нашей дружбы он был абсолютно тих и неподвижен.
– Со мной все в порядке. – Я откашлялась и вернулась к своему нормальному голосу, чувствуя, как словам, покидающим мой рот, приходится встречаться со странным, увеличивающимся препятствием в нем. Такое ощущение, что мои зубы как будто росли. – Все прекрасно… Погоди, так ты уже слышал о моем увольнении?
Выйдя из оцепенения, Зеб стрельнул в меня взглядом, сочувствующим и испепеляющим одновременно. Но в исполнении Зеба, он не внушал священного трепета. Просто представьте себе крайне импульсивного Стива Зана[1] с большими карими глазами.
– Это – Холлоу, Джейн. Весь город знает о твоем увольнении.
– О, это плохо, - вздохнула я, опускаясь на кушетку рядом с ним.
– Да все в порядке, - утешил он, снова обнимая меня. – Я рассказываю всем и каждому, что тебя уволили, потому что миссис Стаблфилд боялась, что ты займешь ее должность. И еще как будто бы у тебя были доказательства, что она прикладывается к выпивке на рабочем месте.
– Зеб усмехался, очевидно, упиваясь собственной находчивостью.
– Спасибо, Зеб. – Я уткнулась в изгиб его шеи. Он напрягся. Это движение не было естественным для меня. Мы были категорически не-занимающимися-сексом, уважающими-личное-пространство, строго платоническими друзьями.
Только один маленький укус, уговаривал меня коварный голос. Он едва ли заметит. Выпей немного. Может быть, ему даже понравится. Я могла представить, как его вены легко поддаются мне, его кровь стекает по моим губам, это все равно что пить
– Гм, Джейн, я понимаю, что ты расстроена по поводу своей работы и все такое, но не думаю, что это выход из положения, - сказал он, отдирая от себя мои руки. Каждый мускул горел в тисках мучительной жажды, вздрагивая под кожей. Я схватила его за рубашку и дернула на себя, порвав ткань.
– Прости меня, Зеб. Но я так хочу есть.
Он выдавил из себя неуверенный смешок, царапнувший по моим нервам. Я чувствовала его страх, насыщенный запах адреналина, видела выступившую над губой испарину. Мой живот заурчал в ответ.
Зеб побледнел.
– Как насчет того, чтобы заказать пиццу? За мой счет?
Я схватила Зеба за руки и прижала его обратно к подушкам.
– Зеб, я не хочу причинять тебе боль, но мне придется.
– Джейн!
Я обернулась и, стыдно признаться, зашипела, когда Габриель с грохотом распахнул входную дверь. Он рванулся в комнату, словно в замедленной съемке, в стильном развивающемся плаще, которые можно увидеть только в фильмах про «Матрицу». Зеб по-девичьи завизжал, когда Габриель отшвырнул меня от него в другой конец комнаты.
– Спи, - приказал ему Габриель. Зеб резко обмяк, выражение слепого животного ужаса на его лице плавно сменилось блаженной дремотой.
– Какого черта ты себе позволяешь? – потребовала я ответа, выбираясь из камина (холодного и темного), в который угодила при падении. – Это тебя не касается.
– Еще как касается! – закричал он настолько громко, что я почувствовала, как эти слова эхом отдались в моей черепушке. – Я – твой Сир. И должен направлять тебя в течение первых дней после обращения. Твое первое кормление - это обряд перехода, таинство. Оно не должно быть потрачено впустую из-за безумного всплеска гормонов. Вот почему я хотел, чтобы ты питалась от меня.
– Я не намерена пить эту гадость! Ни в доме, ни с мышкой она мне не в радость. Нигде, никогда и, уж точно ни с кем я не желаю пить это совсем, - прохрипела я, надеясь, что, невзирая на сводящие живот жестокие судороги, это прозвучало достаточно саркастично.
– Ты что, только что процитировала мне «Зеленые Яйца и Ветчину»[2]?
Заметка на будущее: мой Сир не способен оценить по достоинству поднятый средний палец, продемонстрированный его задыхающимся и корчащимся от боли протеже.
– Джейн, - сказал он, так сильно схватив меня за плечи, что я почувствовала, как гнутся кости. – Мой Сир выпустил меня в этот мир ни с чем. Меня бросили в погребе на произвол судьбы, я восстал абсолютно невежественным. Жажда была невыносимой, беспредельной. Я наткнулся на нескольких испольщиков[3], отдыхающих на крыльце своего дома и наслаждающихся прохладным вечером. Я не знал, как много могу выпить. Не понимал, насколько хрупкими они были.
– Ты убил их?
Габриель кивнул.