У хороших девочек нет клыков
Шрифт:
– Входите, входите! – улыбаясь и провожая меня в абсолютно бежевую приемную, сказала она. В вестибюле было чисто, недавно окрашено, и тихо как в церкви. – Так приятно с вами познакомиться.
Сэнди жестом велела мне присесть, и я вручила ей свое резюме. Устроившись в мягком кресле по левую руку от меня, она чопорным жестом скрестила ноги. Дама просмотрела мои документы об образовании, пока я заполняла на удивление скупое по содержанию заявление о приеме на работу. Создавалось такое ощущение, что в «Гринфилд Студиос» обо мне не хотели знать решительно ничего кроме имени и номера социального страхования. Однако, в одной из граф спрашивалось о моем «жизненном
Я вручила ей свое заявление, и она лучезарно улыбнулась в ответ.
– Ну что ж, кажется, вы более чем квалифицированы. У вас солидный трудовой стаж, который всегда приятно увидеть у кого-то вашего возраста. Милочка, вы не могли бы сделать мне одолжение, и прочитать вот это вслух?
Сэнди вручила мне ужасно скопированный листок бумаги с несколькими абзацами, сплошь состоящими из заглавных букв:
ЗДРАВСТВУЙТЕ, МЕНЯ ЗОВУТ (ПРОЧЕРК), И СЕГОДНЯ ВЕЧЕРОМ Я ЗВОНЮ ВАМ ОТ ИМЕНИ «ГРИНФИЛД СТУДИОС». СОГЛАСНО НАШИМ ДАННЫМ ВЫ ЗАИНТЕРЕСОВАНЫ В ТОМ, ЧТОБЫ ПРИОБРЕСТИ СЕМЕЙНЫЙ ПОРТРЕТ ОТ «ГРИНФИЛД». Я ЗВОНЮ ВАМ, ДЛЯ ТОГО, ЧТОБЫ ПОМОЧЬ ДОГОВОРИТЬСЯ О ВРЕМЕНИ И РАССКАЗАТЬ О НОВОМ ЗАХВАТЫВАЮЩЕМ ПРОДУКТЕ…
– Очень хорошо, - сказала Сэнди, выхватив сценарий разговора из моей руки.
– Итак, когда бы вы хотели приступить?
Не слишком ли быстро? Почему она не задала мне больше вопросов? Почему не попросила, рассказать о себе? Почему мой потенциальный руководитель одет в спортивный костюм? И вообще, почему согласно сценарию, подразумевалось, что это я буду названивать кому-то домой, чтобы назначить встречу, вместо того, чтобы все было наоборот? И что это за новый захватывающий продукт?
– Гм, в объявлении сказано, что вам требуется секретарь приемной?
– Секретарь-координатор, - ответила она, кивая. – Вам нужно будет звонить людям, которые бы добровольно и на легальных основаниях предоставили нам свою контактную информацию и назначили сессии, чтобы сделать свои семейные фотографии.
И почему так уж необходимо было сделать ударение на словах «добровольно» и «легально»? Погодите минутку. Приятный телефонный голос, хорошие коммуникативные навыки, и располагающая к себе индивидуальность? Данная вакансия не имела ничего общего с работой секретаря, это был телемаркетинг.
– Не думаю, что мне это подходит, - сообщила я, нерешительно поднимаясь.
– О, дорогая, прошу вас, просто сделайте попытку! – воскликнула она.
– У вас есть голос, хорошее образование и дикция. Одинокие люди только и делают, что сидят у телефонов в ожидании какого-нибудь звонка – их хлебом не корми, дай поговорить с кем-то вроде вас. Вы могли бы поднять на этом кучу денег.
Так, мы ведь говорим о телемаркетинге, а не о сексе по телефону. Правильно?
– Но я никогда прежде не занималась телемаркетингом, - возразила я, сжимая сумочку как спасательный трос и делая шаг в строну двери.
– О, нам не нравится использовать это слово.
– И разница заключается в том, что…
Сэнди проигнорировала мой вопрос.
– Вы говорили, что вам требуется работа в вечернее время, а хорошую, безопасную работу в сфере торговли с такими поздними часами можно по пальцам пересчитать. Мы обзваниваем Западное побережье до восьми вечера по Тихоокеанскому времени[6], предоставляем обучение на рабочем месте. И вам не сыскать компанию более доброжелательных сотрудниц, чем наши. Все мы здесь одна большая, счастливая семья.
Я пожевала губу и бросила тоскливый взгляд на стойку администратора, которая, как я теперь заметила, была совершенно новой и выглядела так, словно ею никогда не пользовались. Я не могла позволить себе быть гордой или привередливой. У меня были счета, которые нужно оплачивать и собака, которую следовало хоть иногда кормить. Кроме того, вероятно, здесь меня не собирались просить заниматься чем-то более непрезентабельным, чем соскребание жевательной резинки с нижней стороны столешниц или чистка жироуловителя[7], что я, в общем-то, регулярно и делала, подростком работая в «Дейри Фриз». Черт, я была тем, кто кидался за тряпкой «для рвоты» каждый раз, когда какого-нибудь ребенка тошнило в библиотеке. Ничто не могло быть хуже этого. Прямо сейчас что-то было лучше, чем ничего. А эта работа была хотя бы чем-то.
– Когда я могу начать?
Огибая угол здания, я не могла отделаться от мысли, что только что совершила огромную ошибку. Я не была продавцом. И уж точно не была «специализирующимся на телекоммуникациях» продавцом. Но я уже дала Сэнди свой номер социального страхования, и в моем понимании это служило точкой невозврата, выраженной в терминах этикета занятости. Сэнди даже снабдила меня папкой с информацией о «Гринфилд Студиос» и о том, как компания помогает сохранить памятные семейные воспоминания за доступную цену. Предполагалось, что я ознакомлюсь с материалами до пятницы - моего дебюта на новом рабочем месте.
Как только я свернула к зданию, у которого припарковала Большую Берту, слабый ветерок донес до меня аромат крови. Я огляделась в поисках какого-нибудь пострадавшего или любого другого источника запаха. Но аромат был застаревшим, а кровь давно остыла и запеклась.
Чем ближе я подходила к машине, тем отчетливее становился запах. Мне даже удалось различить красные разводы на капоте. Мелкой рысью я подбежала поближе и, как оказалось, лишь для того чтобы узреть, как какая-то честолюбивая душа огромными, растекшимися, кровавыми буквами небрежно накалякала «КРОВОСОСУЩАЯ ШЛЮХА» поперек Большой Берты.
– Какого черта? – в изумлении уставилась я.
– Что за…
Я провела пальцами по изгибу буквы «У». Кровь оставила липкий холодный след на пальцах. Это была кровь животного, слабо отдающая душком, кровь оленя. Поежившись, я с силой оттерла пальцы о юбку, слишком потрясенная, чтобы волноваться о посаженных пятнах. Я оглядела улицу в поисках следов вандала. С таким же успехом можно было рассчитывать засечь катящееся по асфальту перекати-поле.
Шок уступил место страху, страх возмущению, возмущение растерянности. И когда я осознала, что глотаю слезы из-за того, что кто-то написал гнусности обо мне на моем же собственном автомобиле, во мне снова поднялась волна гнева. Это было мерзкой женской подлянкой. Из репертуара средней школы. Руки дрожали так сильно, что потребовалось несколько попыток, чтобы достать ключи из кармана.