У хороших девочек нет клыков
Шрифт:
– Агх, я фортуной отымета, - простонала я. Знаю, не совсем по Шекспиру[2], но сделайте скидку на мою контузию. Я принюхалась к цепям. Под явным запахом стали угадывалось что-то более сильное.
– Они укреплены титаном, - сообщил из темноты чистый молодой женский голос.
– Отыметая фортуной, - повторила я.
Офелия восседала на складном стуле в углу. Ее клыки блеснули, когда она растянула губы в тусклой улыбке.
– А ты умеешь выразиться по случаю.
– Что происходит? – спросила я, пытаясь сесть. Мой капитально пострадавший
– Кто запустил группу мариачи[3] ко мне в голову?
Офелия, которая, как я могла теперь видеть, была одета в неприлично короткую клетчатую юбку и блузку школьницы, подошла к изножью мой койки.
– Я велела тебе вести себя тише воды. Велела не высовываться на радар.
– Я так и делала, - запротестовала я с закравшейся в голос плаксивой ноткой.
– Тогда как ты объяснишь тот факт, что тебя нашли без сознания рядом с горящим трейлером, принадлежащим одному из самых старых вампиров в округе?
Ну только не снова
– Послушайте, в последний раз говорю, я тут не при чем. Я подошла к входной двери, и трейлер взорвался. Погодите! Дик был внутри? Он мертв?
Снова этот акулий взгляд, который пугал даже больше, чем тогда, когда светился из темноты.
– Учитывая час, в который это случилось, мы предполагаем, что Дик был внутри. Конечно, мы бы не смогли найти его тело, будь это так. Огонь превратил бы его в пепел. Вопрос в том, почему ты оказалась настолько глупа, что не обеспечила себе пути отхода с места преступления.
Ужас уступил место гневу, что показалось мне хорошим знаком. Я возмутилась:
– Чего ради мне поджигать Дика?
– А чего ради ты подожгла Уолтера? – парировала она.
– Я не поджигала Уолтера! – воскликнула я.
– Предоставь мне объяснение, Джейн. Дай хоть что-то, с чем я могла бы пойти к другим членам совета, к вампирам, требующим правосудия. Приведи хоть сколько-нибудь правдоподобную причину, почему двое мужчин, с которыми ты, по слухам, имела отношения, – будь то правда или выдумка, не имеет значения – закончили обугленными головешками. Объясни, почему тебя нашли рядом с горящим трейлером Дика после того, как вас видели за любовной размолвкой на вечеринке.
– Это не было любовной размолвкой! Это была дружеская беседа!
– Есть свидетели твоих неоднократных саркастических наскоков в его сторону.
– Это была дружеская беседа с элементами сарказма.
Офелия не выглядела убежденной.
Я вздохнула.
– Что теперь со мной будет? Сюда войдет какой-нибудь вампирский детектив и будет допрашивать меня с помощью телефонной книги и резинового шланга[4]?
Я видела, как усмешка плескнулась в ее глазах, но она не позволила себе улыбнуться.
– Был созван трибунал, чтобы обсудить твое положение. В зависимости от результатов этого обсуждения, тебе могут назначить испытание на завтрашний день.
– Испытание, - повторила я и тут до меня дошло. – Из числа тех самых испытаний? Подождите, разве мне не положен адвокат, телефонный звонок или
– Нет, - отрезала она, снимая с меня наручники. Я медленно села. В мгновение ока Офелия оказалась на другом конце комнаты и вне зоны моей досягаемости. Откуда такое недоверие?
– Ты обвиняешься в истреблении двух представителей своего вида. «Билль о правах» на тебя больше не распространяется.
Она отвернулась к двери, затем снова крутанулась в мою сторону. Офелия подошла к раскладушке, не спуская с меня своих пылающих черных глаз.
– Мне очень жаль. Ты кажешься довольно интересным вампиром.
– Тогда не делайте этого! – воскликнула я. – Перестаньте делать из меня показательный пример для других молодых вампиров. Я - ужасный пример. Со мной за неделю случается больше странностей, чем со многими нормальными людьми за всю жизнь.
– Мне жаль, - повторила она. – Но еще больше я сожалею о потере Дика Чейни. Когда-то давно, мы были … близкими знакомыми.
– Я что, единственная во всем Холлоу, кто не переспал с Диком Чейни?
– Возможно, - согласилась она.
– Мои соболезнования, - сказал я. Пожатие плеч оказалось довольно болезненным жестом, который сообщил мне, что несколько осколков стекла все же застряли где-то в районе лопатки. Габриель был прав, чесалось страшно.
Габриель.
– Мой сир, Габриель Найтингейл, в курсе, что я здесь?
– спросила я, когда Офелия уже было открыла дверь камеры.
Она кивнула.
– Тебе не разрешены посещения, - сообщила Офелия, закрывая за собой очень массивную дверь.
И впервые с тех пор, как меня пристрелили и бросили умирать, я была действительно напугана.
Всякий раз, когда на канале «Лайфтайм» показывали эти ужасные фильмы на тему «женщины в тюрьмах», я думала: «ну и что тут такого страшного?» Я в состоянии вынести одиночество. Даже если нет возможности почитать, можно предаваться фантазиям. Я могла бы писать. Или дремать.
Ну, так вот, как и многие мои предвзятые представления из предсмертной жизни, это было разрушено. В камере не было окон, так что я не могла сказать день сейчас или ночь. Часов тоже не было, так что и время не узнать. Я не могла спать, потому что заживающие ожоги на руках чесались как сумасшедшие. А мои фантазии все время прерывались противными вопросами, такими как: «Где Габриель?», «Почему это все время случается со мной?», «В этот раз я умру окончательно?».
Половину времени я потратила на то, чтобы выяснить, где же, черт возьми, нахожусь. Прижавшись ухом к стене, мне удалось расслышать движение. Я уловила голоса на высоте, по крайней мере, двадцати футов над головой, но слов было не разобрать. А еще где-то по трубам бегала крыса.
Единственная хорошая вещь, которую я могла сказать о пребывании в камере, это то, что кровь (поданная в бумажном стаканчике, просунутом в дверное окошко) была свежей и вкусной. Ее происхождение оставалось неизвестным, но я решила не задавать вопросов.