У каждого свои секреты
Шрифт:
— Ты хочешь помочь мне осматривать монастыри и кремли, художественные выставки и музеи? Потому что именно этим я и собираюсь заниматься.
— Можешь протестовать сколько угодно, Элли, но тебе не разубедить меня, я знаю: ты что-то задумала. Почему ты отвергаешь мою помощь?
Элли предпочла притвориться, что не расслышала последнего вопроса, и нетерпеливо пожала плечами.
— Знаешь что, Дрейк, ты становишься жутким занудой. Правда, я успела понять это еще в Москве. Помнишь, как ты осуждал мою одежду, как не давал мне ни шагу ступить одной вечером? Боже, это было ужасно!
Элли увидела, как застыло его лицо, и испугалась, не зашла ли слишком далеко, но, наверное, он и впрямь толстокожий, поскольку единственное, что она
— Чушь. Ты из той породы мужчин, которые в отношениях с женщинами, даже чужими, обожают диктат.
— Но я не хочу, чтобы ты была чужой, — подчеркнул Дрейк.
Элли подняла на него глаза, и неожиданно между ними вспыхнули те же самые чувства: напряжение отчаянного желания, болезненная потребность в удовлетворении. Так и должно быть, подумала Элли, если он настолько потерял из-за нее голову. Но что удивительно, ей совсем не страшно. Она не испытывает ни малейшего страха перед тем, что он потеряет самообладание и возьмет ее силой. Хотя он запросто может это сделать. Он намного, намного сильнее ее, а дача расположена на приличном расстоянии от других домов, и если она будет кричать, никто не услышит. Но Дрейк слишком интеллигентный человек, чтобы опуститься до этого; кроме того, чем больше Элли узнавала его, тем больше убеждалась, что он никогда не обидит ее, по крайней мере физически, хотя эмоционально уже успел.
— Я не хочу, чтобы ты оставался, — повторила она.
— Прости, но у тебя нет выбора.
— Если бы мы были в Англии, я бы позвонила в полицию, и тебя бы вышвырнули вон, — пригрозила она.
— Но мы в России, и у тебя нет никакой возможности вызвать милицию, поскольку ты не хочешь, чтобы они узнали о том, что ты замышляешь. Разве нет?
Элли устало вздохнула, собравшись в очередной раз заявить ему, что он не прав, но Дрейк перебил ее:
— Элли, это не страшно, что ты не хочешь рассказывать мне, я уже смирился. Но здешние власти не особо жалуют иностранцев, нарушающих законы. Ты подвергаешь себя колоссальному риску. И прежде чем предпримешь очередной шаг, пообещай мне, что десять раз подумаешь. Пожалуйста, не подвергай себя опасности. Если тебя поймают, то самое лучшее, что с тобой может произойти, так это высылка из страны. — Он на некоторое время замолчал, чтобы подчеркнуть смысл своих слов. — А худшее — ты можешь остаток своих дней провести в русской тюрьме.
Элли в страхе уставилась на него, холодок пронзил все тело — она неожиданно осознала, что ее затея может не оказаться тем замечательным приключением, каким представлялась вначале, а иметь серьезные последствия. На миг она даже засомневалась, не отказаться ли от своего приключения, даже собралась уже рассказать Дрейку о задуманном.
Но тут он заявил:
— Я волнуюсь за тебя, Элли.
Дрейк видел, как изменилось выражение ее лица, думал, что вот-вот сломает ее сопротивление, но на последних словах она напряглась, и он понял, что проиграл. Дрейк сердито сжал зубы, удивляясь, почему тот факт, что он беспокоится о ней, вызвал такую негативную реакцию. Может быть, она получила серьезный удар от мужчины в прошлом и перестала доверять всему мужскому сословию, или, может быть, так жаждет сделать карьеру, что не желает отношений, которые способны ограничить ее свободу? Иными словами, против секса она не возражает, но не более того. Ему не хотелось так думать. Когда он впервые увидел Элли, у него сложилось впечатление, что она честная и искренняя, и теперь его почти пугала мысль, что, возможно, он ошибся.
Однако она уже призналась, что обманывала его, и он не может больше доверяться собственной интуиции. Здравый смысл советовал ему уехать, оставить ее саму разбираться со всем, что бы она там ни задумала. И если она попадет в какую-нибудь неприятность, то это будет только ее вина. Однако вопреки логике он с завидным упорством цеплялся за свое первое впечатление о ней, когда у него забрезжила надежда на
Она смерила его насмешливым взглядом и произнесла с нескрываемым недоверием:
— Ну, разумеется, — и, отвернувшись, добавила: — Я собираюсь спать. Можешь подождать во дворе, пока я переоденусь.
Дрейк не стал спорить, вышел и закрыл за собой входную дверь. У Элли мелькнула мысль, не запереть ли ее, но она поняла, что ничего хорошего из этого не получится — он наверняка будет стучаться до тех пор, пока его не впустят. Она ополоснулась, насколько это было можно сделать в тазике с водой, надела ночную рубашку и залезла под одеяло в постель, которая оказалась на удивление уютной благодаря мягкому пуховому матрасу и простыням, пахнувшим летним солнышком.
— Можешь войти, — позвала она и решительно отвернулась к стене, когда услышала, что Дрейк вошел и начал сдвигать кресла и стулья, чтобы соорудить подобие кровати.
Выключив лампу, он не забыл пожелать:
— Спокойной ночи.
Элли не ответила, хоть и не успела еще уснуть. Она лежала без сна, ее чувства были обострены до предела, она слышала даже его дыхание. Внезапно ей захотелось, чтобы все было по-другому, чтобы эта ужасная пропасть не разделяла их. Она мечтала об объятиях Дрейка. Злясь на саму себя, Элли нетерпеливо отбросила непрошеные мысли и сосредоточилась на том, как ей избавиться от него. Однако в голову ничего не приходило, и она заснула.
Услышав, что ее дыхание стало ровным, Дрейк тоже заснул, но проснулся уже через несколько часов — тело ломило от лежания в неудобном положении. Осторожно и бесшумно он встал и потянулся. На нем были только пижамные шорты, но ему совсем не было холодно. Подойдя к окну, он взглянул на великолепный ландшафт, размышляя о странных обстоятельствах, занесших его в это место. По-настоящему он должен был бы сейчас находиться в Лондоне и уже приступить к работе, участвовать в светской жизни, навестить Эмму.
Поток мыслей внезапно остановился, когда он подумал о своей невесте. Его охватило чувство сильнейшей вины. Он повернулся и посмотрел на Элли, освещенную лунным светом, лившимся из окна. Интересно, что она сделает, если он ляжет рядом, разбудит ее поцелуем и начнет заниматься с ней любовью? Оттолкнет его и велит убираться подальше? Возможно. А если нет? Действительно ли она такая дешевка, какой хочет казаться, либо он прав и она искренне разделила его чувства, когда они впервые обнялись?
Разумеется, есть только один способ проверить это. Дрейк пересек комнату, протянул руку, чтобы дотронуться до нее, — и замер. Во сне она сбросила одеяло, и теперь его глазам предстали холмики ее груди под ночной рубашкой, они равномерно вздымались и опускалась. Уже знакомое сильнейшее желание напомнило о себе, причинив одновременно и боль, и удовольствие. Элли казалась такой маленькой в огромной кровати, такой невинной и уязвимой... Длинные ресницы отбрасывали мягкие тени на щеки, светлые волосы прикрывали лоб. Природное чувство защитника, которое он ощущал по отношению к ней, снова заявило о себе. Отступив назад, он вернулся к своему самодельному ложу и снова устроился на нем, постаравшись не думать об испытанном желании и поскорее заснуть.
На следующее утро Элли проснулась в прекрасном настроении. Солнце светило в открытое окошко, в мягкой постели было тепло и уютно. Во дворе пели птицы. Этот замечательный звук был для Элли внове. Несколько минут она просто лежала в кровати, наслаждаясь чудесным утром, но вскоре резко села, вспомнив, что в одном доме с ней находится Дрейк. Только его не оказалось. По крайней мере физически он отсутствовал. Кресла были возвращены на место, а подушки исчезли. На какую-то долю секунды Элли даже подумала, что это был всего лишь плохой сон, но затем взгляд наткнулся на дипломат, аккуратно стоявший около стены. Итак, он все еще здесь.