У коленей Ананке
Шрифт:
Души зашептались, причем самые грешные из них своими басами, похожими на звуки ударов о пустые бочки, немало повеселили Клото. Мать поморщилась – с утра от вина Гебы у нее болела голова. Правая рука ее выжидающе сжала прялку, готовясь после удачно проведенной процедуры выбора пустить разноцветную тесьму по краю неба. Тем временем пришедшая в себя Атропос внимательно вглядывалась в душу второго праведника, не того, что был в священническом одеянии непонятной веры, а другого, смутного различимого из-за тесно прилегающей ауры, что должно было обозначать
– Мне стоит прямо сейчас вытащить эти пятьдесят дополнительных жребия? – оглянулась мать на дочерей.
Атропос, чем-то раздосадованная, быстро покачала головой из стороны в сторону, как бы желая уничтожить саму возможность такого решения. Лахесис, однако, слегка оттолкнув сестру, выступила вперед и начала вытаскивать все жребии один за другим. Попо не могла противостоять более властной и влиятельной на Верху сестре, да и не хотела терять вид и состояние леди перед всеми присутствующими. Она только часто моргала, пытаясь не заплакать, и иногда отворачивалась, чтобы не смотреть в пустые глазницы души.
– Раз… два… три… пятнадцать… двадцать… пятьдесят, – подсчитывала Клото, сверкая глазами. «Эх, вчера хорошо потусили, – подумалось ей. – Геба была в ударе, конечно же. Как всегда после пира. Жаль, мать меня редко отпускает. И эта должность… Честно говоря, она меня мучает. Надо поговорить с харитами. Как там дела у Златокудрого? Разве не могу я поступить в его гарем и стать покровительницей гейминга, к слову. Не слышала никогда о том, что на эту вакантную должность пробуется хоть одна муза»…
Душа тем временем сделала движение тем, что у нее находилось когда-то на месте горла, посмотрела на священника и тихо прошептала:
– Только бы не животное, не корова, не свинья, кошка и собака может быть, лошадь – почему бы и нет? – только не у татарина, прошу вас, милые дамы, если уж моя судьба такова, то я хочу быть чем-то красивым, нет, не цветком, и не ланью, а вот арабским скакуном или супермоделью вполне… Меня так редко окружало что-то по настоящему привлекательное…
– Я знаю, – вздохом отозвалась Атропос, но Лахесис спешно подлетела и закрыла ей рот сухой рукой.
Душа удивленно вытаращила глаза, потом от нерешительности уставилась на священника.
– Можно, мой жребий вытянут мне друг? – спросила она.
Мать вопросительно посмотрела на Лахесис.
– Вообще-то это запрещено…
– Но тогда я буду стоять тут вечность, у меня просто рука не поднимается, видите? – душа попыталась протянуть руку к лежащим на воздухе пятьюдесяти жребиям, но рука начала дрожать, смазывая свои собственные светящиеся контуры и периодически исчезая.
– Ээээ, да он скоро перейдет в Элизей, – протянула Клото. – Его небесное тело прямо не хочет опять лезть в Низ, он почти чист.
– Тем более, моя дорогая, его следует подвергнуть испытанию для окончательного очищения, – упрямо произнесла Лахесис. – Дадим ему что потяжелее, а если не справится, то простим ему суицид. Эй, ты! – произнесла она в сторону грешных душ на цепи
Атропос задрожала и уставилась на сестру.
– Но он просил священника!
– Если он попросит своего друга, то жизнь его будет скучна и долга, и не скоро ему с тобой доведется встретиться… милая Попо, – прибавила Лахесис с издевкой. – Он должен пройти последнее испытание.
Душа вздохнула и посмотрела на грешника, который уверенным шагом приближался к престолу, свободно и даже с какой-то горделивостью расправив на плече золотую цепь, как дорогой шарф.
– Ну что же, – вальяжно произнес он, – крепитесь, мой друг, ты скоро получите новую, интересную и даже необычную жизнь, хехе. Мне всегда везло раньше, я не помним, я чувствуем. Как будто что-то так и тянет меня сделать это…
Грешная душа подскочила, натянув цепь до отказа и, должно быть, передушив находившиеся ниже души, которые возмущенно залопотали, налившись серебром, и создала вокруг себя нечто вроде вихря, взметнувшего ввысь жребии, согласно какому-то броуновскому движению бросившихся навстречу грешнику. Перед глазами души засверкало и заискрилось, но его рука так и потянулась к одному из листков, как к магниту. Душа подтянулась на цыпочки и прыгнула, как баскетболист за мячом, и ухватила рассчитанным и резким движением жребий.
– Ну, читайте! – произнесла она, и вихрь вокруг нее сразу же успокоился.
Атропос горесто ойкнула, а Клото радостно потянулась за светящимся листом.
– Оооо, то самое новое государство как место рождения, все-таки Геба умеет сочинять, когда может, класс высший – ну, неплохо, хотя хотелось бы больших препятствий, а вот тут что-то непонятное написано. Как я понимаю, для вас при вашей жизни было не очень-то приятно родиться женщиной? – обратилась она к грешной душе.
– Понятия не имею, я все забыли, – развела руками она.
– Хех, но вы настолько сильно любили женщин, что у вас их было около тысячи, так что из-за вашего такого поведения вот этот милый молодой человек получил ту судьбу, к которой вас влекло. Тоталитаризм, милитаризм, приграничные стычки и… – Клото, некоторое время боровшаяся со смехом, сунула жребий Атропос.
– О Боже. О Всемогущий. О мой отец, что это? – захлопала ресницами она. – Да такого даже у Протея не было.
Лахесис удивленно приподняла брови и посмотрела с вызовом на мать:
– Матушка, вы все еще считаете эту работу скучной?
А потом обернулась к душе:
– Да вы особенный, избранный человек, первый такой в самом новом государстве в Низу, уникальный экземпляр…
– Кто я? – спросила душа кратко.
Лахесис взяла ее за руку, не забыв уколоть пальцами, и подвела к жребию, на котором изображался момент зачатия нового существа во всех деталях, включая химическую сторону вопроса. Каким-то образом внимательно смотревшая на это душа узнавала и признавала свершающийся перед ее глазами акт со всех сторон и понимала смысл произошедшего.