У королев не бывает ног
Шрифт:
— Построиться! Шагом марш! И какое бы ни оказывал он сопротивление, взять живым!
— Слышишь? — спокойно произнесла блаженная Бьянка. — Идут за тобой. Они прошли в залу.
— Запри дверь и задвинь засов, — сказала Бьянка. Петр сделал, как она велела. Тогда карлица подступила к мозаичному панно, украшавшему поперечную левую стену, где был изображен поединок Давида с Голиафом, постучала толстым пальцем по квадратной суме с камнями, стоящей у ног Давида, и проговорила:
— Толкай, здесь она должна открыться.
Петр попробовал это сделать голыми руками, но ничего не получилось. Тогда он снял с крюка превосходную
— А теперь засунь туда руку, там внизу нащупаешь ручку, — командовала Бьянка. Он сделал, как она велела, и действительно нащупал ручку.
— Нажми и тяни к себе, словно ты открываешь дверь. — Петр сделал, как она велела, и на самом деле все мозаичное панно отворилось, словно дверь.
— Теперь захлопни окошечко, то, возле сумы, и беги, — приказала Бьянка. — Деньги-то у тебя есть?
— Есть, — сказал Петр, возвращая мозаичный прямоугольник на прежнее место.
— А ты возьмешь меня с собой?
Петр заколебался, но, осознав, что блаженная Бьянка может стать еще одной женщиной, колесованной за то, что помогла ему скрыться, сказал:
— Идем!
Идиотка закудахтала от радости и первой вбежала в низкий сводчатый переход, где пахло мышиным пометом и заплесневелой штукатуркой. Петр последовал за ней, захлопнув дверь с мозаичным панно, изображавшим поединок Давида и Голиафа, как раз в тот момент, когда в запертую дверь залы посыпались оглушительные удары.
Бьянка, освещая дорогу фонарем, радостно мчалась по переходу и по ступенькам вниз, потом завернула налево и опять спустилась по ступенькам вниз так быстро, что ее кривые ножки так и мелькали. Он шел за ней, согнувшись, чтобы не разбить голову, повесив через плечо превосходную пищаль Броккардо.
— И тебя не удивляет, откуда я здесь все знаю: и куда надо толкать и как открыть потайную дверь? — спросила она.
— Конечно, удивительно! — ответил Петр.
— Я была здесь, — объяснила карлица, — когда моя герцогиня помогала бежать Джованни. Ей одной теперь известно, как открывается вход в коридор, ведь Танкреда уже нет в живых, это знает она одна и еще Бьянка! О, у Бьянки есть голова на плечах, Бьянка хитрущая, Бьянка не вчера родилась!
Она так прыгала и смеялась, что начала захлебываться от смеха.
Коридор, изредка скудно освещавшийся через узкие вертикальные щели, был немыслимо длинным, таким длинным, что, казалось, ему не будет конца. Они шли уже около часа и, без сомнения, миновали черту города; но им пришлось идти еще более часа, пока они добрались до площадки, откуда ступеньки круто поднимались вверх.
— Иди первый, — велела Бьянка, — выйдешь в усыпальницу, понимаешь? Подними надгробный камень.
Петр сделал, как она велела; надгробный камень был очень тяжелый, и он с трудом сдвинул его с места.
— Молодец! — похвалила Бьянка, когда выбралась вслед за ним. — Джованни не осилил его, и мы должны были ему помогать, герцогиня и я. А теперь положи камень на прежнее место.
Он сделал, как она велела.
Ложная гробница находилась в углу маленькой лесной часовни святой Катерины; поставил ее Никколо Второй вблизи чудодейственного источника, который исцелял всевозможные глазные болезни. Сейчас у источника
Бьянка, увидев коня, захлопала в ладоши.
— Уго послушался Бьянку, Бьянку все слушаются, все делают, как она прикажет!
— Кто такой Уго? — спросил Петр.
— Слуга из конюшни. Я приказала ему привести к часовне коня, когда уже знала, что ты проиграл. Для Джованни тоже сюда привели коня, но тогда это велела сделать герцогиня.
— Ты славная и умная, Бьянка! — сказал Петр. Петр взнуздал коня, прыгнул в седло, потом приподнял Бьянку и посадил впереди себя. Она закряхтела от удовольствия и прижалась к нему.
— Бьянка любит тебя, Петр.
Смотри-ка, все-таки в Страмбе я снискал чье-то расположение, подумал Петр.
— Куда мы поедем? — спросила карлица, когда Петр пустил коня во всю рысь.
— Ко мне на родину, Бьянка, в страну, где я родился. Когда человек теряет все, он всегда возвращается домой.
— Ты, говорят, волшебный стрелок? — спросила Бьянка.
— Нет, я не волшебный стрелок, но ружье мое заколдовано. Заколдовал его мой отец, могущественный волшебник, который, кроме всего прочего, изготовил такое чудесное вещество, красное с перламутровым отливом, что с его помощью можно было превратить свинец в чистое золото.
— А где оно?
— Ах, если бы я знал, — воскликнул Петр, — если бы оно у меня было! Я мог бы весь мир превратить в настоящий рай. Но мой отец спрятал его так хорошо, что никто и никогда его не найдет.
У Петра было такое чувство, будто он болтает с ребенком.
— Покажи мне, как стреляет это ружье, — попросила Бьянка.
— Ведь ты же видела, когда я застрелил capitano di giustizia.
— Но я хочу увидеть еще раз. Сбей вон ту шишку.
Петр снял с плеча ружье, прицелился, но рука у него опустилась, потому что у самой шейки приклад был сломан. Безусловно, это произошло в тот момент, когда Петр вышибал прикладом потайное окошечко в мозаичном панно.
— Ничего не поделаешь, Бьянка, ружье совсем вышло из строя, надо отдать его в починку.
Он бросил сломанный приклад на дорогу и поехал дальше.
Часом позже по этой самой дороге понурый, измученный мул тащил телегу, тяжело нагруженную дровами. Его погонял человек в прокопченной одежде, по всей вероятности, угольщик. Левое колесо телеги наехало на брошенный приклад, а приклад, к удивленью, оказался полым и раскололся пополам; оттуда выпало диковинное вещество, красное с перламутровым отливом, — наверное, когда-то его туда спрятали, и человеку, сделавшему это, было очень важно, чтобы вещество никто не нашел; произошло это, без сомнения, в те времена, когда пищаль еще была собственностью графа Одорико Гамбарини, а Петр Кукань из Кукани исполнял в доме этого графа обязанности пажа. Угольщик ничего не заметил и знай погонял мула дальше. Ночью разразился страшный ливень, и большую часть красноватого, перламутром отливающего вещества унесло водой; красноватые, извилистые, похожие на змейки следы его назавтра растоптало стадо овец. Приклад, развалившийся, как дырявый сапог, измазанный овечьим пометом, несколько дней пролежал на том же месте, куда его швырнул Петр; остаток красного с перламутровым отливом вещества, сохранившийся еще внутри приклада, исчез под слоем жидкой грязи. А потом какой-то путник ногой отпихнул приклад в канаву.