У Кошки Девять Жизней

Бондарь Александр

Она подошла ближе. Миша смотрел на неё, не понимая. Таня наклонилась, подняла тяжёлый большой пистолет.

– Перед тем, как ты, сука, сдохнешь, - Таня наклонилась и смотрела прямо в глаза, - я хочу, чтобы знал, почему...

Но было поздно. Миша опустил голову и закрыл глаза. Таня увидела, что он не дышит. Она толкнула его рукой - Миша упал на бок.

Таня подошла к застреленному фээсбэшнику. Ногой отодвинула край джинсовой куртки. Осторожно, двумя пальцами, поковырялась там... Вытащила удостоверение. Просмотрела его...

Нет, она не ошиблась. Этот

человек действительно работал на Федеральную Службу Безопасности.

Глава 17

Дима Григорьев учился в школе очень и очень средне. Учителя считали его неглупым, но вызывающе обыкновенным мальчиком. Среди девчонок у Димы была репутация красавчика, пользоваться которой он не умел. Просто не знал, как следует разговаривать с другим полом и о чём с ним вообще разговаривать. Дима завистливо, но при этом достаточно спокойно смотрел на обезьяноподобных донжуанов, хладнокровно одерживающих одну победу вслед за другой. Он понимал: ему этого не дано.

С самого детства Дима определялся, кем же он хочет быть. Когда смотрел фильмы о гражданской войне, то хотел быть офицером Белой Гвардии. Закрыв глаза, Дима с удовольствием представлял себе, как бы он вешал комсомольцев и расстреливал комисаров. Однажды он раскопал в отцовской библиотеке невесть откуда взявшиеся там листы запрещённой книги писателя-диссидента о жестокостях коммунистов в деревне во времена ленинского террора. Автор рассказывал о конфискациях "лишнего" зерна и о массовых казнях голодных крестьян. Читая эти отксеренные листы, Дима хотел быть продотрядовцем.

Ну а когда средняя советская школа осталась за спиной, Дима Григорьев, наконец, определился окончательно: милиция, органы внутренних дел.

И, вот, уже несколько лет он носил табельный пистолет и милицейскую форму. Он никогда, даже мысленно, не противоставлял себя уголовному миру, считая милицию его неотъемлемой частью. И потому считал всегда, что он, Дима Григорьев - самый типичный из всех самых типичных милиционеров. Впрочем, слова "милиционер" Дима не любил и вслух называл себя "ментом". Он свободно изъяснялся на воровском жаргоне и от души презирал тех законопослушных граждан, которые искали у него помощи и защиты. Дима считал их жалкими слабаками, не умеющими без милиции, по-мужски, разрешить свои собственные проблемы - так, как привык их решать сам Дима.

Сейчас он прохаживался вдоль коридора - того самого, где произошла эта странная перестрелка, после которой осталось лежать на полу два трупа, один из которых принадлежал Мише, которого Дима хорошо знал, а второй - невесть откуда здесь взявшемуся сотруднику Федеральной Службы Безопасности.

Дима задумчиво пожевал сигарету. Выпустил дым. Он ходил вдоль коридора туда и обратно и в который раз уже пытался разложить всё случившееся в уме. Однако, имевшиеся у него факты смотрелись сумбурно, противоречили один другому, один на другой наскакивали и укладываться в дружный, аккуратный ряд никак не желали.

На

первый взгляд всё представлялось Диме совершенно простым и ясным. Даже слишком ясным. Миша зашёл через служебный вход. Проследовал в гримёрную. Там переговорил с администратором Лены Сапожниковой. После, возвращаясь, встретил в коридоре сотрудника ФСБ... Четыре выстрела и два трупа... Здесь было всё, но не было логики. Люди никогда не стреляют друг в друга просто так. Всегда находятся для этого какие-то причины. Причин Дима не видел.

Альберту всё произошедшее не понравилось, и даже очень. Он не хотел для себя серьёзных проблем. А близкое его знакомство с такой конторой, как ФСБ как раз предвещало проблемы - и очень, очень серьёзные. Диме поручено было во всём разобраться.

Первым делом тот выловил своего старого знакомого, работавшего в местной, нальчикской, ФСБ. Знакомый этот рассказал мало, а точнее - ничего не рассказал. Он сообщил только, что гэбисты и сами не понимают, что же, всё-таки, случилось.

Дима и поверил этому и не поверил. Он хорошо знал, что ФСБ - такой организм, внутри которого любая информация распространяется очень и очень дозированно. И тем более, человеку, для них постороннему, не стоит особенно рассчитывать быть посвящённым в их секреты.

Случившееся не выглядело, как попытка задержания. Почему сотрудник был один? Если бы они хотели действительно повязать Мишу, то отправились бы на дело целой командой. Наконец, Миша - не идиот, стрелять в сотрудника госбезопасности без повода он бы не стал. Очевидно тот вытащил пистолет первым. Если же Служба попросту хотела Мишу ликвидировать, то сделано это было очень неловко. Да и зачем бы им это понадобилось? Кто такой Миша для ФСБ?..

Все эти размышления вели Диму Григорьева к одному выводу: он упустил что-то, он что-то упустил с самого начала, упустил что-то такое, без чего вся остальная цепочка рассыпается, теряя подобие смысла.

Что-то он упустил.

Что?

Дима вынул изо рта сигарету, посмотрел внимательно на её дымящийся, опалённый кончик.

" Стоп, - сказал он себе, - стоп. Там был КТО-ТО ТРЕТИЙ. Там был КТО-ТО ЕЩЁ." И этот третий - он, судя по всему, не стрелял: выстрелов было сделано четыре - две пули выпустил Миша и две гэбист; этот неизвестный третий - он, видимо, спровоцировал выстрелы. И ушёл незамеченным... Так! Незамеченным?.. Если он, этот третий, там был, то он не мог не оставить вообще никаких следов. Какие-нибудь следы он должен был оставить. Должен был!..

Впрочем, проявление третьего ещё ничего не объясняло. Вопросов возникало больше, чем ответов. Но оно указывало направление поиска.

Как это третий попал в коридор, где произошла перестрелка? Самый простой ответ: тем же путем, что и остальные - через служебный вход. Тогда: вахтёр - это тот человек, который должен был видеть этого третьего, ибо тот должен был по любому пройти мимо вахтёра. И, может быть, он единственный, исключая Мишу и убитого гэбиста, кто этого третьего видел. При условии, конечно, что этот третий вообще существовал.