У красавиц нет души
Шрифт:
– Ленка, я тебя люблю! – шепчет мама мне на ухо.
– И я тебя, мам!
ГЛАВА 2.
Я оглядываю свой новый мир – теперь на троих с мамой и другой бабушкой. Дом в частном секторе, на самой окраине маленького города. Бревенчатые полы скрипят, но не везде – лишь некоторые половицы, когда наступаешь на них. Вода здесь не течёт из крана, как в Москве – она есть только в огромном бидоне, он стоит на кухне. Нужно налить её ковшом в подвешенный к стене смешной умывальник. Когда вода в бидоне кончается, его надо поставить на тележку, сходить к колонке и снова наполнить. Новая вода
Раньше я видела новую бабушку только мельком – два или три дня летом. Она совсем не такая, как московская. Вместо косы на её голове красный с блестящим платок. Большой торчащий вперёд живот и огромные груди. От неё всегда неприятно пахнет и поэтому я не хочу её обнимать. Новая бабушка не поёт песен, по дому ходит в валенках, любит обсуждать соседей и свои болезни. Болит спина, на ногах вздулись вены. Запор и, кажется, кольнуло сердце. Часто мне скучно слушать её. Зато она никогда не кричит и не обзывается на маму этими страшными словами.
Первые дни после переезда в новый мир мама лежит в дальней комнате – узкой, отгороженной белой занавеской. Мама спит или просто смотрит в потолок. Иногда я лежу рядом с ней, иногда хожу гулять. В деревенском дворе живёт пёс Гай, валяются обглоданные кости и замёрзшие колбаски собачьих фекалий. Зато сразу за двором есть небольшой сад – там растёт голое зимой дерево и лежат огромные сугробы. В них можно рыть туннели, делать убежища и смотреть как сверкают на солнце розово-зелёные снежные искорки. После улицы, когда заходишь домой, первую минуту ничего не видно, будто ты ослеп, а все предметы имеют нечёткое очертание этих искрящихся сугробов.
Вскоре маме надоедает лежать в кровати. Теперь каждое утро она уезжает «в город» – там она нашла работу. Деньги небольшие – говорит мама, но есть ещё бабушкина пенсия. Как-нибудь проживём – добавляет она, кажется неуверенно. В садик я больше не хожу, и провожу весь день с деревенской бабушкой. Бабушка постоянно занята – привозит на тележке воду, чистит лопатой снег или варит для меня щи из кислой капусты, которые я всегда ем со слезами, откладывая на край тарелки огромные куски варёного лука и моркови.
Одним морозным утром я встаю с праздничным настроением. Я знаю – сегодня должен приехать папа. Мне кажется, всё это время он много работал, вернул нашу старую квартиру и сегодня заберёт нас в Москву. Мы отберём у московской бабушки кота Кузю и снова будем жить вместе. Я постоянно подбегаю к окнам с облупившимися деревянными рамами и смотрю на улицу – не идёт ещё? Наконец вдалеке мелькает знакомый силуэт – из пальто торчит треугольник красного клетчатого шарфа, а на голове круглая меховая шапка, в которой у папы холодные уши.
Я выбегаю в коридор, который деревенская бабушка называет глупым словом «сени». Здесь холодно, я в майке и домашних тапках. Быстро сдёргиваю крючок и распахиваю выкрашенную зелёной краской дверь. Перепрыгиваю через вмёрзшие в тропинку собачьи испражнения,
– Ленка, с ума сошла что ли? Ну-ка в дом быстро! – улыбается и кричит папа.
Я запрыгиваю ему на руки, мы заходим в тепло дома. От папы знакомо пахнет – зелёным одеколоном, сигаретами, вчерашней водкой.
Папа кладёт сумку на диван, моет руки и садится за бабушкины щи. Он ест, слегка морщась и аккуратно отодвигая ложкой морковь и лук. Я сижу рядом и смотрю на его усы, мама сидит напротив. Мама строгая, и даже ни разу не обняла папу.
– И что, ты в этой дыре что ли будешь жить? – тихо, чтоб не слышала с кухни деревенская бабушка, говорит папа.
Мама вздрагивает и делает губы ниткой.
– Я зато в этой дыре поняла, в каком аду я жила эти годы. Столько лет псу под хвост – зло отвечает она.
– Да тебе просто не надо обращать на мать внимания – упрёк в папином голосе – Она и на меня орёт. Я же не обращаю.
Мама смотрит на папу, чуть задумчиво.
– Да тебе-то вообще ничего не нужно – говорит наконец она – Ты даже сейчас с перегаром приехал. Живите, как хотите, с ней. Без меня только.
Они долго ещё спорят, сначала шёпотом, потом громче. Я понимаю – кажется, мы не поедем сегодня в Москву.
В Москву папа уезжает один – я не хочу его отпускать, долго висну на шее, вдыхаю родной запах, но никак не получается нанюхаться про запас. Папа жалобно смотрит на маму. Пожав плечами ему в ответ, мама уходит в дальнюю комнату и прячется за белой занавеской от нашего прощания.
Я уже заранее скучаю по папе и одинаково злюсь на него. Он снова ничего не сделал, чтобы вернуть наш старый мир. Папа уезжает, я смотрю в окно на его спину, вечером тоска пополам с обидой не дают уснуть.
Как-то, когда на улице солнечно и мокро тает снег, мы с мамой едем «в город». Мама сидит напротив меня в троллейбусе – её сестра, моя тётя, недавно взяла её к себе на работу. Теперь мама продавец женской одежды в тётиной палатке, на местном рынке. Тётя же отдала ей фиолетовое пальто с белыми отворотами, а с зарплаты мама купила молочный берет в тон. Я разглядываю мамино лицо – губы накрашены розово – металлической помадой, а глаза подведены. Из-под берета торчат подкрученные пряди волос, постриженных «под каре» и выкрашенных хной над тазом в нашей кухне. Никогда раньше я не видела маму красивой. Когда она была замужем за папой, она была совсем не такая. Теперь она не замужем. Недавно мама подала на развод. Бабушка звонит маминым родственникам – забрали единственного ребёнка её сына, то есть меня.
– Я с ребёнком никому видеться не запрещаю – хмыкает мама, услышав сплетни – Пусть приезжает, если надо.
Но папа всё никак не приезжает, и мне кажется, что меня обманули. Мне не нравится жить в деревенском доме, мне страшно от тараканов и туалета и оказалось, папа нас не заберёт.
Мир замыкается на маме. Теперь она не только главная, но и единственная.
Я ужасно люблю ходить с мамой на рынок. Там весело – мама расхваливает зелёные пиджаки заглядывающим в палатку женщинам, а мне всегда покупает чебурек и что-то восхитительно сладкое, кажется кофе «3 в 1», в пластиковом прозрачном стаканчике. Вечером мама разбирает палатку – из уютного холодного домика она превращается в гору железных трубочек. Вещи мама складывает в большие сумки, в синюю или красную клетку. Мне, конечно же, больше нравятся красные. Пальца у мамы тоже красные, и в конце дня она всегда на всё злится, потому что устала.