У любви свои законы
Шрифт:
После ланча Тимоти отправился наверх, чтобы часок-другой отдохнуть, а Марк и Эвелин вернулись к камину.
Уютно устроившись у огня, Эвелин робко попросила:
— Может, закончите свой рассказ? Что случилось после смерти вашего отца?
Марк отрешенно смотрел в камин.
— Мне не хочется вам наскучить.
— Совсем нет, — тихо ответила Эвелин.
Тэлворт помолчал, потом, вздохнув, продолжил исповедь.
— После смерти отца я как старший должен был содержать семью. Деньги требовались на оплату самого дешевого жилья и скудной пищи. Одевались мы на свалке.
Марк
— Мы никогда не имели новой одежды — только с помойки. Просто удивительно, чего только не выбрасывают люди в больших городах! Иногда я находил вещи, которые вполне прилично выглядели после стирки. Но приходилось сражаться за каждую тряпку. На свалке существовала строгая система распределения, и мы платили за эти лохмотья перекупщикам мусора. Я был покрепче и мог кулаками убедить других ребят не пытаться что-то у меня отнять. Потом мне доверили сортировку того, что находили другие. Это несложно — бутылки в одну кучу, одежду — в другую. Там макулатура, тут — сломанная мебель. Почти все могло иметь вторую жизнь. Парень, который нас нанимал, потом перепродавал все рассортированное кому-то еще. Я старался — чем быстрее работаешь, тем больше платят, — и вскоре стал самым лучшим сортировщиком. Проработав пару лет, я четко усвоил систему и понял, что мог бы зарабатывать больше.
— Сколько вам было?
— Двенадцать.
Девушка с восхищением посмотрела на экс-сортировщика. Как может ребенок быть таким целеустремленным и сообразительным?!
Марк не заметил ее взгляда, весь уйдя в себя, он будто смотрел назад, в длинный темный тоннель.
— Я разузнал, кто скупал вещи, и начал работать на себя. Стал покупать у мальчишек со свалки немного дороже и продавал по более низкой цене, чем мой бывший босс.
— Как он к этому отнесся?
— Попытался меня убить. — Тэлворт сказал об этом так равнодушно, словно подобные вещи случались каждый день.
— Убить?!
— Конкурент и его брат начали меня искать, но я узнал про это. Недалеко от нас жил знакомый полицейский, я обратился к нему за помощью. К его приходу меня уже здорово отколошматили. Конечно, я мог спрятаться, но тогда полиция не смогла бы предъявить им обвинение. Поэтому пришлось остаться и позволить себя избить. Мои друзья помогли задержать борцов за рынки сбыта до прибытия полиции. В одиночку я бы не справился. Мы швыряли в них камни, гнилые овощи и осколки кирпичей. Пришлось провести неделю в больнице — на груди остался шрам от удара ножом, но я выжил. Пока лежал в больнице, мой бывший босс и его брат сели в тюрьму за попытку убийства.
— И власти ничего не предприняли, чтобы помешать детям работать на свалке? — Эвелин не могла поверить.
Рассказчик с жалостью посмотрел на девушку.
— Колумбия остается бедной страной со множеством проблем. У государства нет возможности помогать беднякам. В Пуэрто-Рико, Гватемале, Перу, Мексике, Чили до сих пор можно увидеть ребятишек лет по десять и даже меньше, которые выполняют ту же самую работу. Вы не были в Латинской Америке и не можете представить, что такое нищета. Миллионы живут в хибарках, сделанных из картонных коробок, — в них
— Все это просто ужасно. Я слышала, что детская смертность в странах третьего мира чрезвычайно высока.
— Некоторым так не кажется. Кое-где в Южной Америке ночью на улицы выходят люди с ружьями и начинают охоту на бездомных детей семи-девяти лет. Оборванцы всю жизнь проводят на улицах и запросто могут убить прохожего, если в его кармане завалялась пара песо. Эти дети повадками напоминают крыс и живут по законам стаи. Это крысы-убийцы. Никто не знает, как с ними справиться, и поэтому их просто убивают. Это один из методов профилактики уличных преступлений — дешевый и скорый!
У слушательницы потемнели глаза.
— Это — отвратительно! Разве нельзя что-то сделать?
— Я организовал фонд и надеюсь, что он хоть как-то сможет помочь несчастным оборвышам. Но есть куча бюрократов — они погрязли в бесконечные спорах о том, как лучше всего справиться с этой проблемой — строить дома призрения для детей, субсидировать уже существующие или давать бесплатные советы женщинам, как предохраняться от беременности. У них масса предложений, но чинуши никак не могут решить на каком же остановиться. А положение становится хуже день ото дня.
— Но вы обладаете такой властью… Разве не можете указать, каким образом следует тратить деньги?
— Все не так просто, как хотелось бы.
Они помолчали.
— А ваша мать? Где ваши братья и сестры?
— Моя мать умерла. Она и два моих брата погибли, когда загорелась лачуга, где мы жили.
— Какой кошмар!
— Такое случается часто. Эти лачуги легко загораются. Говорят, что пожар случился из-за керосинки. Когда я вернулся с работы, дома уже не было. Сестер определили в монастырский приют. Мне минуло тринадцать лет, и я считал себя мужчиной. К тому времени я уже три года содержал семью и зарабатывал вполне прилично, но как несовершеннолетнего полиция поместила меня в приют для мальчиков. В ту же ночь я сбежал. Удалось повидать сестер, я хотел, чтобы они ушли со мной, но девочки отказались.
Эвелин услышала обиду в голосе.
— Вас это огорчило?
— Я остался один, — просто ответил Марк. — С тех пор мне приходилось заботиться только о себе, и моя жизнь стала легче.
Девушку не обмануло показное равнодушие.
— Что же случилось с вашими сестрами?
— Я их не видел много лет.
Глаза Тэлворта потемнели от боли.
— Думал, они отказались от меня. Да, это больно и обидно. Но со временем смирился. Через много лет я попытался их найти.
— И?..
— Тереса и Лаура вышли замуж, растолстели, нарожали по полдюжины детей. Они живут в Колумбии, и иногда я получаю от них весточки. Третья сестра, Урсула, стала монахиней.
— Может, ей нравятся стабильность и покой после многих лет жизни на колесах и в нищете, — предположила Эвелин.
— Конечно, монахини очень добры, поэтому сестры не пошли за мной. Они, как бездомные кошки, набрели на хороший дом и не желали его покидать.
— Разве можно их в этом винить?
Марк мрачно покачал головой.