У любви свои законы
Шрифт:
— Ты знаешь о людях, живших в Америке до того, как пришли испанцы? Это индейцы. Они поклонялись солнцу и приносили ему жертвы — вырывали сердца у живых людей. Вот что ты сделала со мной — вырвала у меня сердце. Как я могу теперь жить?
Эвелин взмолилась:
— Пожалуйста, отпусти меня, ты причиняешь мне боль! Отпусти, пожалуйста!
— Отпустить? — повторил мучитель, скривив губы. — К нему! Нет, дорогая, я тебя никуда не отпущу. Я тебя лучше убью, но ты не достанешься
Руки Тэлворта метнулись к ее горлу так молниеносно, что она не успела заметить движения, пока они не сомкнулись на шее. Твердые пальцы давили сильно, и Эвелин начала задыхаться.
Она попыталась судорожно вдохнуть и крикнуть, но не смогла. Хватка была железной, в глазах Тэлворта застыло беспощадное выражение. Эвелин тщетно пыталась набрать воздух в легкие и дрожала как лист, поняв, что ее ждет.
Он пытается ее убить!
Теряя сознание, она попыталась ослабить железный обруч, сдавивший горло, и, видимо, это прикосновение привело Тэлворта в чувство.
— Боже! — Марк отпустил ее. Взгляд принял осмысленное выражение, лицо побелело от ужаса. Тэлворт поднялся и помог встать девушке, обняв за плечи, так как ее шатало. Эвелин начала кашлять, держась рукой за израненное саднящее горло.
Эвелин дрожала и горько плакала, у нее не было сил стоять, и она опустилась на ступеньки, прикрывая руками лицо.
— Прости меня, дорогая, — бормотал Тэлворт. — Боже, прости меня! Я сошел с ума — у меня осталось только одно желание — убить тебя… И я чуть не сделал это. Господь вовремя остановил меня. Я даже не знаю, как просить прощения…
Возобладал разум, и Марк подчинился заповеди Священного Писания. Не убий! Хотя это совершенно не означало, что он до сих пор ее любит!
Горло сильно распухло, и стало трудно глотать. Боль казалась просто невыносимой. Эвелин провела ладонью по влажным щекам. Абсолютно ясно, что следует сделать. Она взглянула на руку, на таинственную глубину изумруда, на веселое сияние бриллиантов. Потом медленно сняла кольцо и протянула его Тэлворту.
Он непонимающе смотрел на нее. Казалось, что с его лица смыты все краски жизни.
— Возьми кольцо, — прохрипела Эвелин. Ее лицо стало мокрым от слез.
Тэлворт вынул платок и подал ей.
— Вытри слезы.
Если бы не обстоятельства, забавно было слышать этот заботливый, почти отцовский голос, но сейчас он причинял лишнюю боль.
Эвелин молча взяла платок, вытерла лицо. Это нехитрое, обыденное действо немного помогло восстановить равновесие. Каждое глотательное движение отдавалось острой болью, но разговаривать оказалось особенно трудно. Тем не менее, собрав волю в кулак, она прошептала:
— Я не смогу выйти замуж за человека,
— Что я стану с ним делать? Оставь его себе, отдай на благотворительные нужды, делай с ним, что хочешь. — Он надел пальто. — Прощай, Эвелин.
Когда Марк открыл дверь, девушка в отчаянии воскликнула:
— Я никому не рассказывала о Колумбии! И никогда не спала с Дереком! — Желание оправдаться пересилило гордость.
Тэлворт обернулся, лицо его было каменным. Эвелин не могла остановиться:
— Я тебе никогда не лгала!
Тень сомнения и неуверенности пробежала по его лицу, но в этот момент на улице что-то вспыхнуло, как зарница.
Тэлворт выругался по-испански, английский вариант звучал гораздо лаконичнее:
— Будь они прокляты!
— Что это такое? — закричала Эвелин, когда зарница мелькнула еще раз.
Марк в сердцах захлопнул дверь. Девушка услышала, как на улице повторяли их имена.
Кто-то забарабанил в дверь и попытался заглянуть в дом через щелочку ящика для писем.
Тэлворт схватил Эвелин за плечи и втолкнул на кухню.
— У вас есть черный ход?
— Да, через гараж. Что там происходит? Кто эти люди?
— Твои друзья — газетчики, — горько сказал Марк. — Им всегда мало! Ты сумела привлечь их внимание, но будешь страдать от излишней назойливости. Эта стая не уйдет, пока не получит еще один лакомый кусок для печати, а завтра им понадобится еще. Гиены, питающиеся костями и плотью живых людей!
Дверь сотрясалась от ударов. Раздавались крики. Эвелин ужаснулась.
— Там огромная толпа! Сколько их там может быть?
— Не считал, но, видимо, не меньше дюжины. — Тэлворт расхаживал по кухне взад-вперед, как тигр в клетке. — Как мне теперь отсюда выбраться? Где Тимоти?
— Ему пришлось уехать на фабрику, там что-то случилось.
— Он уехал на машине?
— Конечно. — Эвелин грустно смотрела на Марка. — Милый, я никому ничего не говорила, даже дедушке. — Вдруг она что-то вспомнила и прикусила губу. — Только один раз… Должна сказать…
— Что?
— Ну, я начала читать о Колумбии… — Эвелин покраснела и смущенно опустила ресницы. — Мне хотелось побольше узнать о твоей родине. Книга лежала здесь, пока я готовила рождественскую индейку, и Валери…
— Ara, Валери?! — Марк прерывисто вздохнул.
— Она увидела книгу и спросила, почему меня так интересует Колумбия, но я ничего не сказала! Ничего не говорила об этом ни одной живой душе!
Тэлворт хмурился и продолжал метаться по кухне. По его лицу ничего нельзя было определить. Потом резко остановился.