У мечты должны быть крылья
Шрифт:
— Ну, благодарить тебе надо не меня, а сама знаешь кого. Это раз. А два — вечер провели не мы и не вместе а ты отдельно и я отдельно. Всё?
— Что — всё?
— Всё, спрашиваю? Всё сказала?
— Нет.
— Что ещё?
Вика вздохнула, затем сложила руки на коленях и, как будто на что-то решившись, выпалила:
— Слав, у тебя с этой Жанной ничего не получится!
Парень покачнулся на шаткой табуретке.
— Блин! — усмехнулся он. — А тебе-то какое дело до Жанны? Ты кто, вообще? Мне твоё мнение совершенно неинтересно, особенно насчёт моей личной жизни.
—
— Матюшина, ты чё припёрлась? — Воробьёву надоела вся эта канитель. — Ты чё ко мне липнешь, а?
— Ты мне нравишься, — тихо произнесла Вика.
— Угу. Нравлюсь. С каких это пор?
— Со вчерашнего вечера.
— Ага. А ты мне нет. Матюшина, ты мне никогда не нравилась и сейчас не нравишься! Понятно? Я вчера тебе просто поразился. Просто! Понимаешь? Ну ты же девушка, женщина…, я не знаю! У тебя же гордость какая-то должна быть, честь — как это всё у вас называется. А ты ведёшь себя, как последняя шлюха! Мало того, что водку глушишь, так ещё к мужикам липнешь, как банный лист! Тебя выгоняют — а ты не уходишь, выгоняют — а ты сидишь! Это как вообще?
— Кто меня выгонял? — подняла глаза Вика.
— Я тебя выгонял!
— Когда?
— Вчера!!! Ты чё, правда дура или притворяешься? Матюшина! Я вчера с другой девушкой был! Понимаешь? С другой! Да нормальная баба на твоём месте сто раз встала бы и ушла, а ты весь вечер сидела! Тебе самой это не унизительно?
— Что?
— Да ты больная, ей богу, — поразился Славка. — Что — «что»? У тебя с головой всё в порядке?
— У тебя с этой Жанной всё равно ничего не выйдет, — повторила Вика. — Она тебе не пара.
— Да ты-то откуда знаешь? — скривился Воробьёв.
— Знаю.
— А ты, значит, пара — да?
— Да.
— Матюшина! — Славка уже устал объяснять. — Даже если у меня с Жанной ничего не выйдет, то у тебя шансов всё равно ноль! Иди лучше домой, а? Отстаньте вы все от меня, дайте хоть один вечер пожить спокойно!
Дверь в кухню отворилась.
— Славк, ты чего так кричишь? — заглянула Галина Сергеевна. — Я уж думала, случилось чего. Ой, а что ж вы так за пустым столом и сидите? Ни морсу не налили, ни чаю. Славка, почему за гостьей не ухаживаешь?
— Она уже домой уходит! — буркнул сын и отвернулся к окну.
— Викуля, ты уже домой? — как будто даже огорчилась мать. — А морсу на дорожку. А? С печеньем?
— А давайте! — Матюшина подняла на неё абсолютно спокойные глаза, в которых не было даже тени смятения.
— Чего? — прищурился Воробьёв. — Я ж тебе сказал — вали домой!
— А я не хочу домой! Меня вот Галина Сергеевна на морс приглашает.
— Б…дь! — подскочил Славка, громыхнув табуреткой. — Довели вы меня уже обе!
Шарахнув дверью так, что посыпалась штукатурка, парень вылетел из кухни.
— Чего это он? — ахнула мать.
Прогрохотав по лестнице, Воробьёв поднялся на второй этаж и плюхнулся на диван. Чертыхнулся, подскочил и принялся собираться. Натянув джинсы и майку, парень снова спустился вниз, бросил короткий злой взгляд в сторону кухни, где мать с гостьей застыли в немых позах, и выскочил из дома.
— Слав, ты куда? — высунулась из окна Галина Сергеевна.
—
Парень завёл «ауди» и пошёл открывать ворота.
— Куда ты, Славик? — Мать с озабоченным лицом вышла на порог. — Чего это он? — обернулась она к маячившей сзади Вике. — Обиделся, что ль, на нас? Славка! Куда ты, чёрт тебя бери, собрался?
Воробьёв с недовольным лицом выгнал машину с участка и принялся закрывать ворота.
— Славка! Слав! — запричитала мать. — Куда собрался, спрашиваю?
Выскочив за калитку, она встала перед машиной.
— Куда тебя чёрт несёт?
— Да никуда! На квартиру поеду, к Сашке! Уйди с дороги! — рявкнул сын.
— На квартиру? К Сашке? Точно?
— Точно! Уйди, сказал!
— Ну тогда ладно, езжай, — немного успокоилась Галина Сергеевна. — А то несёшься, как чумной, и молчишь. Чего молчишь-то?
— Да не молчу я! Говорю же — к Сашке еду! Чего тебе ещё?! Уйди с дороги!
Галина Сергеевна посторонилась. «Ауди» взревел мотором, сорвался с места и, подняв за собой клубы пыли, скрылся из вида.
— Совсем одурел парень, — сокрушённо покачала головой женщина. И добавила плаксивым голосом: — А всё жизнь проклятая!
Смахивая на ходу слёзы, она пошаркала назад, в дом.
Славка отпер дверь своими ключами и шагнул в прихожую. В квартире никого не было. В комнате валялась неразобранная сумка с вещами, на диване лежала подушка. На кухне не наблюдалось никаких продуктов, холодильник не работал. Похоже, брат приходит сюда только поспать и переодеться.
Наслаждаясь одиночеством, Воробьёв завалился на диван и включил телевизор. Он любил эту квартиру. Здесь не было никого и ничего, что бы его раздражало. Не было матери, которая без конца капала на мозги и учила жизни, не было снующих туда-сюда квартирантов, никто не приходил непрошеным гостем. Жилплощадь, купленная когда-то Васильичем для встреч с Миледи, пустовала, пока, устав от Славкиного нытья и вечных жалоб на бытовые неудобства, начальник предложил ему здесь пожить. Временно. И бесплатно. Но это «временно» длилось уже больше года. Славка к удобствам привык и дом своего детства, где сейчас обитала мать, предпочитал особо не посещать. Оставил «свою» квартиру он только сейчас, пожертвовав собственным комфортом ради брата. Однако при этом не забыл испросить разрешения у хозяина. Штырь великодушно разрешил. Он резонно полагал, что хороших работников надо изредка поощрять и прикармливать, чтобы потом, в свою очередь, было куда ткнуть носом и что заставить отрабатывать. В случае со Славкой это работало безотказно. Васильич сажал его за руль и днём, и ночью, и в выходные, и в будни. Для того чтобы парня всегда и в любое время можно было найти, шеф даже купил ему сотовый телефон и оплачивал его звонки. Сотовая связь в городе работала отвратительно, зона покрытия была очень небольшая. В посёлке, где жила Славкина мать, сеть ловилась с великим трудом. Зато в квартире экран телефона тут же радостно засветился надписью с названием оператора. Аккуратно положив его на журнальный столик, Славка блаженно уставился в телевизор. Он решил подождать брата и заодно спокойно посмотреть американский боевик.