У мечты должны быть крылья
Шрифт:
Васильич погладил её по округлой груди.
— А ты жену любишь? — сменила красотка тему.
— А что тебе до моей жены?
— Интересно.
— Какая мне любопытная девочка попалась! — ущипнул её Штырь. — Всё-то ей интересно!
— Да. — Блондинка жеманно наклонила голову.
— А если люблю, то что?
— Тогда я обижусь, — надула губы Ева.
Васильич засмеялся.
— Хорошо, тогда не люблю.
— А если не любишь, зачем тогда с ней живёшь?
— Привык.
—
— Нет. У неё есть дочь, а у меня детей нет.
— Почему?
— По кочану.
— А ты хочешь детей?
— Девочка, ты стала меня уже доставать! — В голосе Штыря послышались жёсткие нотки. — Нет, я не хочу детей! Я хочу покоя! Хочу накопить денег, продать завод и свалить на Карибы. Хочу до конца жизни сидеть у тёплого моря и умереть в объятиях молоденькой красотки. Ещё вопросы будут?
— Будут!
Васильич напрягся.
— Можно этой красоткой буду я?
— Можно! — Васильич обмяк, стиснул Еву в объятиях и укусил за грудь.
Он даже не подозревал, что в эту секунду сам определил свою судьбу.
Глава 20
На плоской поверхности скалы, разделённой лучом закатного солнца на две части, — светлую и тёмную, — каждый на своей стороне, сидели Ангел и Дьявол. Спокойствие и безмятежность царили вокруг. Морские волны тихо плескались, о чём-то перешёптываясь друг с другом. Чайки кружили над волнами, то садясь на воду, то с громким криком снова взлетая в небо. Прозрачный, дрожащий, разогретый до духоты воздух казался осязаемым.
— Давай в шашки сыграем! — позёвывая, предложил Хранитель Тьмы. — Ты чёрными, а я белыми.
В глазах Ангела мелькнуло удивление.
— Почему это я должен играть шашками твоего цвета? — спросил он.
— А так, из интереса, — последовал ответ. — Не всё же тебе беленькими-чистенькими играть! Поиграешь немного чёрненькими.
— Хочешь примерить на меня чёрный цвет?
— Ты, как всегда, недогадлив! Хочу примерить на себя белый.
Хранитель Тьмы щёлкнул пальцами, и на каменном плато возникла клетчатая доска с шашками. Красный луч заката разделял её ровно пополам. На стороне Ангела стояли чёрные шашки, на стороне Дьявола — белые.
— Как ты думаешь, если я буду играть белыми, я выиграю или проиграю? — задал вопрос Хранитель Тьмы.
— Проиграешь. Свет не повинуется тебе.
Ангел бросил на доску мимолётный, равнодушный взгляд. Вытянув перед собой руку, он сжал пальцы в кулак. Когда, в следующую секунду, Хранитель Света раскрыл ладонь, на ней лежали маленькие кусочки хлеба.
— А тьма не повинуется тебе, — парировал Дьявол. — Значит, ты тоже проиграешь. Но в игре не может быть двух проигравших. Где логика?
— Будет ничья, — пожал
Он подбросил кусочки хлеба вверх, и подоспевшие чайки тут же подхватили их, жадно проглатывая на лету.
— Но ничьей быть не должно, — изрёк Хранитель Тьмы. — Зачем тогда состязание, если нет победителя и побеждённого? Игра теряет свой смысл.
— Что поделаешь! Так устроен мир — тьма и свет равноправны. Тьма никогда не победит свет, а свет никогда не победит тьму.
— Очень жаль, очень жаль, — пробормотал Дьявол. — Я не могу выиграть у тебя, когда играю чёрными, и не могу выиграть, когда играю белыми. Я всё время должен соглашаться на ничью!
С силой он смёл шашки с доски.
— Но я не хочу ничьей! — воскликнул с досадой Хранитель Тьмы. — Я хочу побеждать!
— Мало ли, кто чего хочет, — философски заметил Хранитель Света. — Усмири свои желания, иначе Господь усмирит их.
— Что? — презрительно скривился Дьявол. — Твой Господь усмирит мои желания?! Не смеши меня, Апостол! Как может усмирить меня распятый еврей? Напугает? Чем? Землетрясениями, цунами, эпидемиями? Картины каких страданий заставят дрогнуть моё сердце? Апокалипсис вызывает в моей душе лишь чувство удовлетворения! Что может быть прекраснее, чем созерцать разрушающиеся города, страны, стираемые с лица Земли, народы, вымирающие от неизлечимых болезней?! Я становлюсь лишь сильнее, наблюдая всё это, ибо души отверженных Богом поступают в моё полновластное распоряжение! Я радуюсь проявлениям гнева Божьего, а ты вздумал меня им пугать! Глупость твоя не знает границ, Апостол!
Хранитель Света невозмутимо слушал его.
— Кстати, Христу пора бы научиться контролировать свои эмоции! — продолжил Хранитель Тьмы. — Людской гнев Он причислил к семи смертным грехам, а сам же даёт волю Своим чувствам весьма часто. Стараясь усмирить грешников, Господь устрашает и уничтожает целые народы, обрушивает на них всевозможные напасти. По меньшей мере, это несправедливо по отношению к роду человеческому! Какой же смертный будет уповать на Бога после этого? Неужели распятый еврей не боится, что люди, с лихвой познав Его гнев, отвернутся от Него?
— Гневу Божьему должно быть на Земле, — ответил Ангел. — Божий гнев — это логическое продолжение Его праведности. Это торжество Божественной справедливости. Так как Господь праведен, то и гнев Его праведен, и творит он Божью правду!
— Ничего себе правда, — усмехнулся Дьявол. — Когда Содом и Гоморра исчезли под огнём, обрушившемся с неба, это было торжеством Божьей правды? Что кричали Христу жители этих городов в последние секунды своей жизни? Благодарили Господа за проявление Его справедливости, по отношению к ним?