У нас с Галкой каникулы
Шрифт:
— Ну, уж ладно...— скучным голосом сказала Галка,— пусть идет, куда шел.
Выпустили мы ежа на том самом месте, где его Галка поймала. Потом она сердито буркнула мне, чтоб я не холила за ней, и пошла к Путьке, которую мы днем держали в большом низком ящике в саду. Попасем ее на травке и опять в ящик, чтоб не потерялась. Пить чай Галка пришла скрасными глазами, значит, плакала, значит, очень ей все-таки не хотелось отпускать ежа.
На следующий день утром пошли мы с ней за молоком. А навстречу нам с большим своим бидоном быстро-быстро идет Эдик, так мы с Галкой называли теперь между собой
— Эй, воображала — хвост поджала!
Я дернула Галку за косу.
— Чего ты сегодня на всех кидаешься!
— Ай! — запищала Галка.— Вот скажу маме, она тебя в Харьков отправит, будешь там в пустом дворе одна болтаться.
— А я ей скажу, что ты всех задираешь.
— А кто его первый назвал Кабанчиком, скажешь я? А кто кричал: «Отдай свои штаны Олегу Попову», скажешь я?
В магазине мы увидели маленькую Олю с бабушкой. Оля нам нравилась, если бы она не была немного младше нас, мы бы с ней обязательно подружились. Олина бабушка отозвала нас в сторонку и сказала, чтоб мы зашли к ним.
— Диво дивное мы вам с Оленькой покажем,— пообещала она.
Купили мы молоко и прямо с молоком пошли к Оле. Они жили в маленьком одноэтажном домике. Над окнами его деревянные кружева, будто кокошники. На крыше деревянный петушок — красный гребешок. Даже три ступеньки на крыльце в разные цвета выкрашены, одна зеленая, другая красная, третья — синяя. Это все Олин дед для своей внучки старается. У нее дед настоящий — с белой бородой, с усами. Провела нас бабушка в кухню, открыла крышку подпола и сказала, что сначала сама туда спустится, потом уж мы. Если кто из нас спотыкнется — она подхватит. Спустились мы все в подвал, бабушка щелкнула выключателем, это, наверно, тоже дедушка даже в подвал электричество провел. И что же мы увидели? В углу сидит громадный зеленый еж, а возле него маленькие ежата копошатся.
Конечно же, это была та самая Галкина ежиха, про которую мы думали, что она еж. Но Галка все-таки спросила:
— А... она тут все время сидит?
— Да нет, не все время,— ответила бабушка,— на волю выходит. Иной раз хватишься, а ее нет, погуляет, подышит свежим воздухом, может, поест там чего не то — и опять к своим деткам бежит.
— Вы ее купили или просто нашли? — спросила я.
— Сама пришла,— быстро-быстро, как наша Галка, заговорила Оля.— Дед говорит, что она в окошечко пролезла, вон видите там такое окошечко, у самого пола.
— Где же ей еще пролезть, как не через это оконце.
Гнать мы ее, понятное дело, не стали, пусть, мол, живет, коли наш подвал ей по душе пришелся.— Олина бабушка говорила, а сама так ласково смотрела на ежиху.— Дед наш съездил в зоопарк, расспросил там, чем кормят ежей, какой за ними уход нужен. А тут глядим, детки у нашей квартирантки народились.
Домой мы с Галкой пришли веселые. Очень уж мы были довольны, что выпустили вчера зеленую ежиху, что не разлучили ее с ежатами.
НОВАЯ
Хорошо у нас в саду, хорошо ходить по широкой просеке, по обе стороны которой растут высоченные, кажется, до самого неба, сосны. Но больше всего нас тянуло на луг. Он какой-то необыкновенный, будто заколдованный, уж ходят-ходят по нему люди, уж бегают-бегают ребята, даже коровы пасутся, а трава здесь все равно высокая, все равно зеленая. И цветов не убывает, цветов здесь столько, прямо глаза разбегаются — ромашки, колокольчики, кашки разные. И такого огромного, такого синего неба, как над этим лугом, я не видела нигде.
В то утро мама сказала нам за завтраком:
— Сходите за молоком, а потом — марш на луг.
— Прямо одни? — удивилась Галка.
В прошлом году мама отпускала нас на луг, только когда за нами заходили ребята.
— Прямо одни, вы же стали постарше. Только чтоб в речку у меня не лезть, рано еще купаться!
— Почему это рано,— затянула Галка плаксивым голосом.— Сама же каждый день говоришь: «Ну и жара, ну и жара».
— Жарко-то жарко, но вода в речке еще как следует не прогрелась,— ответила мама.
— Прогрелась,— заспорила Галка,— Безымянка же мелкая.
— Не купаться! — строго повторила мама.
— Вас поняли,— ответила я.
Схватили мы с Галкой бидон, немножко поцапались из-за того, кому нести нарядный кошелек, который маме связала ее подруга, и помчались в магазин. Там было мало людей, но новая продавщица отпускала медленно, потому что все время разговаривала. В прошлом году здесь была другая продавщица, добрая такая, вежливая. Почти всех она называла по имени, у хороших людей, наверно, и память лучше, чем у плохих. И все взрослые называли ее просто Надей или Надюшей, потому что она была еще молодая, а мы, ребята, тетей Надей, потому что она была гораздо старше нас. А эту новую продавщицу никто никак не называл, наверно, потому, что уж очень часто она сердилась.
Сегодня в магазине были взрослые люди, а один так совсем старый старик с палкой в руке. А детей — только мы с Галкой да еще Оля, она всюду ходит со своей бабушкой. Потом прибежал Эдик в клетчатых штанах. Старик с палкой сказал ему ласково:
— Иди сюда, мальчик, ты впереди меня стоял. Иди, иди, милый!
— Большое вам спасибо,— ответил Эдик,— а я уж думал, что опоздал.
Тут одна тетя в очень большой, ну прямо, как зонт, соломенной шляпе громко сказала Эдику:
— Ничего бы с тобой не случилось, если бы ты уступил старому человеку свою очередь. Такая, прямо, невоспитанность.
— Что вы, что вы,— быстро ответил ей старик.— Этот мальчик уже просил меня встать впереди, но я отказался — самым решительным образом; я прекрасно могу постоять, как видите, со мной еще третья нога.— Тут он тихонько рассмеялся и показал на свою толстую палку. Но женщина в большой шляпе сказала еще громче:
— Ах, не заступайтесь вы, пожалуйста, никудышные у нас растут дети, тут не смеяться, а плакать нужно.
— Сама уж больно кудышная,— тихонько шепнула мне Галка.
Мне тоже не понравились слова этой женщины. У нас в классе почти сорок ребят, есть очень хорошие, есть немножко похуже, есть еще похуже, но никудышного нет ни одного.