У нас в космосе...
Шрифт:
Перетрусивший Говядина затрясся.
— Ничего не было, — залепетал он. — А если и было, то все равно не было. Честное ябедное.
— Так мы тебе и поверили, — зловеще усмехнулся Корябеда. — До чего докатился: на себя жалко наябедничать! Как же нам всем жить после этого? Эх ты, жадина-говядина. Преступник ты. Преступник хуже и страшнее пришельца.
— Ваше ябедничество! — завопил Жадина Говядина. — Пощадите! Не виноват. Сейчас наябедничаю. Дайте минутку подумать.
— Раньше надо было думать, — презрительно отозвало Корябеда. —
— Ах, какой опасный преступник, этот Говядина! — запели подлизы.
— И как же мы проглядели его? — подхватили жадины.
— Стыд и позор нам! — возмущенно крикнули ябеды и подпевалы.
— Наказать его, наказать, на-ка-зать! — радовались, ликовали трусы, кривляки и все остальные.
Жадина Говядина пытался что-то возразить. Обещал исправиться, да куда там! Вокруг него завертелся хоровод. Говядину щипали, толкали, давали щелбаны. Все были рады выслужиться перед Корябедой.
Путешественник, воспользовавшись суматохой, пробрался к самому выходу. На него уже никто не обращал внимания: все были заняты Жадиной Говядиной.
И тут произошла невероятная, почти фантастическая вещь! Хотя, если подумать, не так уж это невероятно…
Зал бурлил, ходил ходуном… И вдруг ор и кутерьму перекрыл неожиданный треск.
Мгновенно наступила тишина.
Ябеды, злюки и кривляки трусливо жались друг к другу. Послышался дробный перестук. Это у всех застучали зубы.
И вновь что-то зловеще треснуло.
«Понятно», — подумал Космонавт и бросился вон из зала.
Зубовная дробь усиливалась. Нарастал и треск.
Его причину понял и Корябеда.
— Прекратить! — закричал он. — Не стучать зубами! — Корябеда грохнул кулаком по столу. — Тише, чтоб мне провалиться…
И при полной тишине он… провалился.
Многие дни в свободное от ябедничества время копал Корябеда яму. Надеялся, что кто-нибудь в нее попадет…
И вот… докопался.
— Помогите! — взвыл он отчаянно со дна ямы.
— А-а-а! — завопил зал. Все кинулись прочь. Но поздно.
Трах-тара-рах! Бум-ду-бу-дум!
Ябеды и проныры, жадины и наушники дружно провалились следом.
Когда вопли прекратились и пыль улеглась. Космонавт осторожно заглянул в ловушку. Со дна доносился тихий вой.
— Ну, как там? — сочувственно спросил путешественник.
— Прекрасно, — зло ответили сразу. — А твое какое дело?
— Дело такое, — ответил Космонавт. — Думаю: доставать вас оттуда или оставить.
— Их оставь, — послышался свистящий шепот из корябедной ямы. — А меня достань.
— Что-о?! — возмутилась общая яма. — Чем мы хуже Корябеды?
— А чем вы лучше? — спросил Космонавт насмешливо. — Все вы одинаковы.
— Но я все-таки лучше, — закричал Корябеда.
— Нет мы, нет мы, нет мы лучше! — привычно загалдела общая яма.
Космонавт вздохнул.
— Слушайте внимательно, — сказал он. — То, что с вами происходит — тяжелая болезнь. И вот так, сразу,
Обе ямы смолкли.
— Какой способ? — опасливо спросил Корябеда.
— Простой, — ответил Космонавт. — Вы сами себя наказали. Вот и сидите там. Возиться с вами у меня нет времени. Да и большой охоты тоже нет. Меня ждут на других планетах. Поэтому я улетаю.
Обе ямы отчаянно взвыли.
— Те, кому вы эти ямы вырыли, — продолжал путешественник, — присмотрят за вами. Я попрошу их. А вернусь очень скоро. И попробуйте только не исправиться к этому времени.
— И попробуем, — пообещал кто-то из общей ямы.
— Ваше дело, — улыбнулся Космонавт. — Выбор у вас небольшой. Или наверх, или сидите там, сколько душе угодно. Кстати, вам удобно там?
Ямы молчали.
— Задумались, — довольно сказал Космонавт. — Вот и хорошо. Крепче думайте, ребята. И — до встречи…
— Ну и ну, — проговорил Обитатель-с-Ночником. — Есть же такие планеты…
— А мне интересно, откуда берутся они, — сказал задумчиво Обитатель-с-Книгой.
— А не все ли равно? — сказал Обитатель-с-Ночником. — На одних планетах нормальные обитатели, а этой просто не повезло.
— Нет, — возразил Обитатель-с-Книгой. — Все гораздо серьезней. Не могли же все родиться ябедами, жадинами, трусами. Скорее всего, это была обычная планета с обычными обитателями. Но однажды кто-то из них в первый раз солгал. А другой — впервые наябедничал. И струсил кто-то впервые, и предал. Все ведь когда-то происходит впервые. И никто им не сказал: это подлость, это трусость, а это предательство. Все молчали. Потом привыкли. И к подлости привыкли, и к предательству. А потом… — он замолк.
— Значит, — спросил Обитатель-с-Ночником, — ты считаешь, причиной всему равнодушие?
— Да, — твердо сказал Обитатель-с-Книгой. — Равнодушие, — он полистал книгу. — Знаешь, похоже, следующая глава кое-что объяснит нам. Слушай…
ГРЫЗОХРУСТ И РАКУШКЕРЫ
Путешественник брел по дну высохшего моря. Там и тут возвышались причудливой формы огромные ракушки. Одни попроще, похожие на гигантских улиток. Другие сложными завитушками напоминали хитроумные духовые инструменты.
Космонавт устал. Звездолет остался далеко позади, а дну бывшего моря ни конца ни края…
Путешественник присел на одну из раковин и вытянул натруженные ноги. В раковине скрипнуло. Кто-то пошевелился внутри и сказал недовольно:
— Другого места не нашел, что ли?
— Ну почему же, — машинально ответил путешественник. — Просто эта раковина оказалась ближе других.
— Вот и садись на другую, — гулко и недовольно посоветовали из раковины. — Ишь, нашел скамейку…
Вот оно что! Раковины-то не пустые… Не такая уж необитаемая планета, какой кажется.