У пропасти
Шрифт:
Кухарка, пожилая, грубая женщина, чистила подол старого суконного женского платья и сердито что-то ворчала. Даша поздоровалась с ней и спросила про дочь.
– - Там убирает комнаты, -- махнув рукой на стеклянную дверь, ведущую в коридор, угрюмо пробурчала кухарка.
Даша присела на табурет и стала следить за работой кухарки.
– - Ишь, подлая, загваздала как --
– - усиленно вытирая мослыгами рук грязь в складках платья, ворчала кухарка.
– - Кто это?
– - спросила Даша.
– - Жилица тут у нас, шальная, такая чистоплюйка; обед или чай подать не потрафишь: то грязно, то нечисто, ворчит -- ворчит всегда, а сама все грязнит, не накажи Господь, платье ли, обувь ли, а с людей чистоту спрашивает.
– - Мало ли в Москве всяких, -- сказала Даша.
Кухарка промолчала.
Прошло с четверть часа. Поля все не показывалась; Дашу взяло нетерпение.
– - Что-то долго она там ворочается, -- проговорила она.
– - Чай, к студенту зашла, -- молвила кухарка: -- а к нему зайдешь, -- не скоро вырвешься.
Дашу точно что кольнуло. Она повернулась на месте и невольно побледнела.
– - Что ж он такое?
– - затаив дыхание, спросила она.
– - Зубоскал больно, только бы ему с девками лясы точить, то вот с этой, -- ткнула кухарка на платье, -- начнет лопотать, то со вдовушкой -- живет у нас одна такая -- баланцы разводит, а то с твоей дочкой… Охочий, собака!..
Дашу покоробило. "И в таком месте живет моя дочь! Долго ли тут до греха?"
И она почувствовала, как сердце в ней опять тревожно забилось.
Из коридора послышался какой-то неопределенный звук, -- не то взрыв смеха, не то плач. Даша узнала голос Поли.
– - Вот ржут, слышишь? Чай, возится, пристает, -- сказала кухарка.
– - Слышу, -- глухо проговорила Даша.
– - Можно мне пойти позвать Полю? мне ее очень нужно, -- спросила она кухарку.
– - Ступай, -- разрешила та.
– - Третья дверь на левой руке будет.
Даша встала с места, положила на табуретку бывший у ней в руках теплый платок и с трясущимися коленками пошла в коридор. Ступив шага три по коридору, она опять услыхала из комнаты студента какие-то звуки и возню. Даша остановилась и прислушалась. Она ясно различила испуганный голос Поли и догадалась, что
В комнате на сдвинутом с места диване сидела Поля, закрывши лицо руками и всхлипывала. Около нее стоял молодой, красивый студент и, смущенный и растерянный, уговаривал ее:
– - Ну, что ж ты? О чем ты? Да замолчи!
– - Как вам не грех только!
– - с глубокою горечью в голосе воскликнула Поля и отняла руки от лица; в это время она увидела мать.
Поля пронзительно вскрикнула, стремительно вскочила с места и, подскочив к матери, бросилась к ней на шею; припав головой к ее груди, она горько, горько зарыдала.
– - Маменька!.. маменька!..
– - лепетала она.
– - Зачем вы так поздно пришли?.. Отчего вы раньше не собрались?.. Маменька!..
Больше она ничего не могла проговорить, а вся опустилась и помертвела. Даша почувствовала в своей груди такую тяжесть, что испустила горький, мучительный стон и не нашлась ничего сказать в утешение дочери.
Через час по той же черной лестнице, по которой Даша вошла к дочери, спускались они обе. В руках их были узлы с вещами Поли. Поля была наглухо одета. Теплый платок, покрывавший ее голову, спускался совсем на глаза к ней, но и по нижней части лица ее можно было заметить, как она бледна и убита горем. Погода в это время разгулялась. Солнце прорвалось сквозь тучи густых облаков и разливало свои точно выцветшие лучи по холодному камню построек и мостовых. Ветер немного утих, и прохожие выглядывали много веселее, чем утром. У многих были румяные, веселые лица и блестящие глаза. Из-за окон в первом этаже слышались разудалые звуки рояли. Даша и Поля видели и слышали это и никак не могли понять, как это люди могут веселиться, когда у них камни на груди и им тяжело дышать. Вдруг лицо Даши исказилось злобой, и она, стиснув зубы, прошептала:
– - Проклятые! Все проклятые, чтоб вам ни дна ни покрышки!.. от чужого горя вы радуетесь-то!..
У ней захватило дух, и она невольно остановилась на тротуаре. Отдышавшись, она махнула рукой проезжавшему мимо извозчику и стала рядить его к себе на квартиру.