У ПРУДА
Шрифт:
Но уже другая очередь людей, по одному, двое, и несколько сразу, направлялись в противоположенную сторону. Иногда слышался негромкий разговор. Ирина приехала одна. Что бы собрать мысли воедино. Ощутить благодать радости, и передать её тому, кто предрёк ей такие счастливые перемены.
До обители нет дороги. Есть только путь. Это лишь узкая тропа На машинах туда не подъезжают. Этот путь нужно каждому проделать пешком.
Здесь стираются границы между дитём и взрослым, между праведником и грешником. Перед Творцом все
И каждый обнажает свою душу, не стыдясь и не скрывая. И каждый ответит за свои дела и мысли. И скажет каждый: - на что потратил он творящую силу, дарованную ему Отцом, что сделал он на цветущей земле такого, что бы преумножить её красоту, что сотворил он вечного, что бы оставить после себя своим потомкам, какую радость принёс он окружавшим тебя людям?...
Глубоко вздохнув, Ирина шагнула в сторону монастыря. Ещё не было видно его высоких, молчаливых стен и огромных, отливающих светом куполов, но она тщательно поправив платок, погрузилась в свои радостные воспоминания, готовясь выплеснуть окружившее её предрекаемое счастье. Ноги несли её, не чувствуя тропы. Её глаза упирались в горизонт, высоко вздымая брови. Неподвижно покоилась улыбка на просветлённом лице.
«Спасибо, отче...» – скажет она. «Не порвалась, туго натянутая нить надежды! Оскорблённая душа вернулась с радостью, сливаясь с юной молодой душой, дарует радость всем вокруг!»
«Ах! Как хорошо легли слова!» – подумала она, как будто кто-то ей помог сложить. «Как захотелось жить!» – в глазах её горело. И сердце – пело, слогом упиваясь! «Как дивно!» – думала она. «Как радость плещется внутри! Смотри, отец! Вот, я!
– Смотри!»
Ирина улыбалась. Ноги легко летели по утоптанной тропинке.
Испей, хоть, долю сладкой чаши...
Порадуйся, за счастье наше!
За сына, и за дочь мою!
Как наш Творец – я их люблю!
«Господи! ... – думала Ирина, - откуда такое!
Перед ней всплыло в улыбке лицо старца.
«Сейчас! Скоро! Подожди отче, я уже рядом! Я сяду у твоих ног и скажу тебе всё, что думала в радостных слезах последние ночи! Ты укрепил мою надежду и она сбывается, прямо на глазах! Сбываются твои слова!»
Ноги уже не шли – летели, почти не касаясь земли. На просиявшем лице выкатились, наверное сладкие слёзы радости и благодарности. Да, так бывает!
«Живи отец дольше! И дари надежду и исцеление пришедшим к тебе!»
Вот! Вот и видны уже стены храма! Сейчас за деревьями покажется избушка. Возможно, подле, на скамеечке, сидит и ждёт своих чад отец Иннокентий! А они летят к нему со всей округи, как птицы собираясь в стаи.
Вот избушка! Видна она. Но нет монаха на скамеечке... И вокруг – никого нет...
Значит, там! Внутри он!
Ирина только сейчас заметила, что почти бежит. Приостановилась. Перешла на спокойный шаг. А потом и вовсе встала. Конечно. Надо отдышаться
Там, справа, около церкви, стояла кучка людей. Кто выходил, кто входил, степенно крестясь на помеднённые главы. До монастыря, что слева. несколько сот метров. Пустынно. Только изредка, промелькнёт редкая фигурка монаха, идущего по делам или послушанию куда-нибудь.
Гнетущую тишину нарушали только пролетавшие рядом насекомые. Ирина заволновалась что-то, озираясь по сторонам. Трепетно забилось сердце.
Она повернула голову к маленькому домику. Вот! Так и есть! Отец Иннокентий сидел на скамеечке и чуть заметно улыбался, глядя в её сторону.
Она торопливо глотнула воздух, и уже намерилась сделать шаг в его сторону. Но монах вдруг встал и неслышно вошёл в дверь.
Ирина, хлопая ресницами, и не чувствуя под собой ног, направилась за ним к двери. Подошла, не доходя нескольких метров.
«Что-то ноги обмякли...» – подумала она. И руки тряслись мелко-мелко. Неожиданно дверь распахнулась со скрипом и низко наклонясь, на крылечко вышел молодой, высокий монах. Распрямился, поднял светло серые глаза на Ирину. Замер в ожидании.
Рыжеватая, кудрявая бородка, и редкие, слегка закрученные усики на неприметно улыбающихся губах. Монах не отводил пристального взгляда, стоял не шевелясь.
У Ирины пересохло в горле. С усилием глотнув, она сдержанно проговорила, не узнавая свой голос:
– Я, к отцу Иннокентию..., здравствуйте!
– Здравствуйте! – мягко ответил он, не спуская с неё глаз.
Монах помолчал немного, застыв на месте.
– Отца Иннокентия нет с нами теперь... Ещё зимой он ушёл от нас... – чётко и тихо выговорил монах.
– Как ушёл... Куда? – не соображала Ирина.
Монах стоял молча, не меняя позы, и продолжал смотреть на неё не мигая.
– Я... Только что... Я... Он сидел тут, на скамейке... Я видела сейчас! ... – держа себя за горло, с трудом выговорила Ирина.
В голове опустело. Стоял какой-то звон. Сердце заколотилось сильно.
– ...Он приходит к нам иногда. И в скорби, и в радости приходит... – сквозь шум в голове услышала она голос монаха.
– Как же, как же это... Я хотела... Как же теперь... – говорила она сбивчиво, облизывая пересохшие губы. Монах всё смотрел на неё не отрывая взгляда.
– Вас Ирина зовут?
Она быстро закивала головой. Монах ещё секунду изучал её взглядом. Потом сказал вдруг:
– ...Подождите, - повернулся и вошёл в низкую дверь. Дверь бухнула.
Ирина стояла, как налитая свинцом. Подрагивал от волнения подбородок. Хлопала непрестанно мокрыми глазами.
Дверь скрипнула визгливо. Показалась наклонённая голова молодого монаха. Выпрямившись во весь рост, он подошёл близко. Протянул руку к ней, разжал кулак.
– Это вам, - сказал он сухо, - отец знал, что вы вернётесь, велел передать.