У Пяти ручьев
Шрифт:
По изображению птицы поняли, что речь идет о Краке. И ребус сразу был разгадан.
– Две лошади, один дед, шесть людей, Крак и лосенок останавливались здесь, – прочел Федька. – Поздравляю тебя, Пимка. Недаром ты – вогуленок. Ты уже изучил один из самых древних языков.
– Настолько, что запутаешь всех сородичей-туземцев, которые вздумают разгадывать твои надписи, – сказал, смеясь, Ян.
Пимке эта грамота так понравилась, что с тех пор каждый раз при остановке на ночлег он непременно
– Будет тебе баловаться, – сказал однажды дед. – Иди-ка лучше пособи Федьке.
– Я не балуюсь, – ответил Пимка, кончая работу. – Это на случай не заблудиться бы, как обратно пойдем, – пошутил он и отправился помогать Федьке разгружать вьюк.
IV. Оставленный пауль
Однажды Крак, залетевший по обыкновению далеко вперед, возвратился обратно к маленькому каравану с необычайно резкими криками. Это значило, что он чем-то удивлен. Но он не дыбил перьев и не был встревожен.
– Вогулов увидел, – решил дед.
Старик оказался почти прав. Пройдя еще с версту, они заметили вдали от реки, в лесу, какие-то низкие темные строения.
– Пауль! [25] – обрадованно воскликнул дед.
– Вогульское становище? – спросил Ян.
– Да. По-нашему – деревня, по-ихнему – «пауль».
Издали виднелись трубы жилищ. Федька насчитал их около десятка. Дед сказал, что первый раз встречает так много. Это целый город. Обыкновенно становище туземцев редко превышает три-четыре юрты.
25
Пауль – поселок полуоседлых манси.
Но всех поразила полная тишина, царившая в этом «городе» среди первобытного леса. Не слышно было ни лая собак, ни пения петуха. Мертвая тишина! И, подойдя ближе, они не заметили никакой жизни. Ни дымка из труб, ни людей.
– Что за черт! – вскричал Андрей. – Да что, вымерли здесь все, что ли?
Чрезвычайно удивленные, они сделали еще несколько десятков шагов и наконец очутились у «города».
Восемь небольших почерневших от времени изб стояли в редком, чахлом лесу. Фасады их выходили в разные стороны, и стояли строения совершенно беспорядочно.
Печален и дик был вид этого оставленного туземного поселка. Смертью веяло от заколоченных окон и дверей. Деревенская улица заросла густой крапивой и полынью, местами в человеческий рост.
Не виднелось ни одной тропочки к юртам. Безмолвие вечного покоя стояло над селением.
Все заинтересовались странным поселком. Большинство юрт, из которых состояло селение, представляло собой бревенчатую избу четырехугольной формы, длиной в 2-3 сажени и шириной 11/2-2 сажени. Крыша – покатая на обе стороны, из больших кусков бересты, сверху покрытых досками. В некоторых юртах были окна, но не во всех.
– Это – зимник! – воскликнул дед.
Летом вогулы обычно не живут в зимних жилищах, а переселяются в так называемые «летники» [26] , такие же юрты, но более примитивного устройства.
Подойдя к одной из юрт, Гришук отворил дверь на петлях, ведущую внутрь; юрта оказалась незапертой.
Печальна и убога была ее обстановка. Потолка в юртах не делается, и посередине комната
26
Автор несколько неточен, вводя понятия, юрта-летник, юрта-зимник и чум (не мансийское слово).
Манси строили только рубленые дома, у них не было землянок. Зимняя юрта представляла срубный дом из бревен без потолка. Крыша двускатная, крыта специально выделанной берестой. Поверх бересты клали ряд тонких жердей. Обычно высота сруба достигала 2-3 метров, длина 5-9 метров и ширина 4-5 метров. Летом, выезжая на охоту или рыбалку, манси на местах промысла ставили временные жилища типа шалаша («чум» у автора). Его остов делался из жердей, покрытых полотнищами из бересты.
Ребята столпились у дверей. Ян остановил их, когда они хотели войти дальше.
– Это брошенный навсегда зимник, – сказал он. – Видите, все погнило, разваливается. Вероятно, свирепствовала какая-нибудь эпидемия: оспа или еще что-нибудь. А, может быть, обитатели перемерли от болотной лихорадки. Оставшиеся в живых женщины дт дети переселились к родственникам. Не ходите и не трогайте здесь ничего. А то еще можно заразиться.
– Неужели они совсем бросили эти юрты?
– Да. По верованиям вогулов, около выморочных юрт поселяются души умерших. Умершие не любят, если их тревожат живые.
Дед подтвердил это и тоже не пошел в жилище. Стоя у порога, он объяснил, что на очаге обычно постоянно горит огонь, освещая и согревая помещение. На невысоких нарах, покрытых оленьими шкурами, люди спят и сидят во время еды и разговоров. Столами им служат небольшие низенькие деревянные скамеечки, на которые ставят горшки с олениной и лосиной.
На стенах в юрте сохранились полки с разной мелкой утварью.
Почти та же картина повторилась в соседних жилищах.
– Придется идти вверх по реке, искать их, окаянных! – сетовал огорченный дед.
В одной юрте они увидели икону. Лицо и рот у святого были вымазаны засохшей кровью.
– Ишь, нехристи! – бранился дед. – Приносят жертвы своим шайтанам! А заодно помажут кровью лики на иконах. Они запросто обращаются. Коли икона или шайтан не угодят им, то бросают. Иной раз в углу иконы стоят, а под ними шайтаны спрятаны. Хрещены только по имени... Они Сивку у нас беспременно покупать будут, дьяволы... Вот поглядите.
– Зачем?
– В жертву главному шайтану всегда белую лошадь или белого оленя надо. Поэтому здесь всех сивых лошадей перевели, за большие деньги берут. Домашним маленьким шайтанам в жертву петухов колют. Петух для домашних шайтанов – лучше не надо. А большому шайтану требуется олень или лошадь. Ну да я Сивку в обиду не дам.
На ночевку караван расположился невдалеке от поселка.
V. У лесных людей
Крак куда-то исчез с утра и долго не давал о себе знать.
Ребята начали уже тревожиться, как вдруг до них донеслись его отдаленные крики и собачий лай.
Дед с просиявшим лицом моментально схватил ружье и выстрелил.
Вскоре из лесу донесся ответный выстрел.
– Вогулы! – с торжеством вскричал старик, подбадривая свою Сивку ударом ветки, но Сивка, несмотря на это поощрение, не обнаружила большой энергии.