У Пяти углов
Шрифт:
За отпущенные пятнадцать минут Федя успел бы и три раза поесть. Мочка спрашивала вслед:
— Когда вернешься-то? Будто он знает,
— Вернусь — не запылюсь.
И все-таки спустился минуты на три раньше, хоть и тормозил себя: пусть бы директорская «Волга» подождала! Тем более на Ломоносова стоянка запрещена, подошел бы гаишник, а ему: «Не могу отъехать, жду незаменимого специалиста товарища Варламова!»
Но выдал директорский шофер для начала не гаишнику, а Феде:
— Куда лезешь? Глаза залил? Что я тебе — такси?
— За мной
Федя не успел обидеться — от неожиданности. Ты, что ли, Варламов? Ну дают! Мальчишки пошли в ход.
Надо бы молчать, давить фасон всю дорогу. Но слишком же интересно, чего там случилось.
— Чего за ЧП на заводе?
Не ЧП, а комиссию ждут. Завтра. Вот и вожу для чего-то настройщиков. И со сборки кое-кого. Еще найти таких, чтобы не поддали вечером в воскресенье. Представляешь, задача! Хорошо хоть ты — по малолетству.
«По малолетству»! Вот гад. Если б по малолетству, тот же шофер заметил бы, что Федя хватил у Славки того фирменного вина, а он — как кристалл, потому что ему такое вино — что квас. «По малолетству»… Да Федю вызвали за квалификацию, потому что он настоящий терапевт по всякой аппаратуре! А уж телеки конвейерные для него — как детский конструктор!
И оставшуюся дорогу Федя молчал. Не давил фасон, а по-настоящему.
Зато интересно: пустота на заводе! От этого он будто в два раза больше. И какой-то неродной. Как в музее все — ненастоящее.
Даже воздух. На участке всегда и озоном пахнет, и лаком, и канифолью, и еше не понять чем — букет. А сегодня все продуто и воздух бесцветный, как на улице.
Да чего он тебя — через Охту вез?! Или шина спустила по дороге?!
Во дает Сергер! Кипит человек, все время кипит! Федя и отвечать не стал, сам спросил:
— Так чего? Где ЧП?
— Настроить надо, Варламов, настроить десяток аппаратов по высшему классу! Завтра с утра приедут брать на оптовую ярмарку. Серийные, понял? Будут брать серийные. Се-рий-ны-е! Вот и сделать — чтобы как на международную выставку. Павлу Ивановичу только днем позвонил человек из главка. Приятель его.
Федя не сразу вспомнил, что Павел Иванович — Директор. Не водил Федя до сих пор компанию с Павлом Ивановичем.
— Так их вон сотня будет серийных. Все не настроить — если по высшему классу.
— Десяток. Остальные будут стоять слепые. Вынуть ЛЗЯ, понял? Недокомплект: смежники ЛЗЯ не поставили вовремя. А из десятка пусть выберут три-четыре — пожалуйста!
Ну, Сергер! Ну, химик!
— А отгулы мне за это как?
Федя спросил, чтобы не выглядеть дурачком, но вообще-то он согласился бы поработать и так: за то, что Сергер выбрал его из всех, признал самым понимающим, и за то, что никогда еще не работал на пустом заводе, на участке, казавшемся от безлюдья невероятно просторным. Алика вот не позвали. Ну он, правда, на сборке, но сказал же шофер, что некоторых вызвали и со сборки.
— Завтра можешь не выходить. Сейчас тут потрудишься часа, может, два-три всего — и адью до вторника. Домой тоже на колесах. Сойдет?
Еще
— Сойдет.
Не один он, правда, оказался на участке: еще и старик Семен Архипыч. Трезвого, значит, вытащили в воскресенье вечером — ну, чудеса!
— А-а, и тебя вызвонили? Чего ж ты — молодой, а вечером дома? Я в твои годы и не спал, и не жрал — только гулял.
— Только заскочил на минуту — как раз звонок. И трубку снял сдуру.
И не собирался, а пришлось оправдываться.
— Давай тогда повкалываем. Если уж мы с тобой глупей всех оказались. Старый дурак да малый.
Федя уж не стал вслух хвастать, но все равно он в себе не имеет сомнений: его позвал Сергер не за то, что единственный, кто дома и не поддавши, а потому что для такой работы нужен классный специалист. Знает про себя — чего ж трепаться зря. Как молодой Сабонис, центровой из «Жальгириса»: в семнадцать лет сразу основной и в клубе, и в сборной — станет Сабонис зря трепать про себя? Зачем, когда за него говорит игра. А за Федю — работа… Федя гордится за всех, кто в его годы признается профессионалом высшего класса, — все они как бы одна команда.
Федя поставил аппарат на стенд, стал прозванивать по программе. Программа-то программой, а есть еще что-то. Сверх! Шестое чувство. Или даже седьмое. Например, вот блок развертки — нормальный по всем кондициям. Но черт его знает почему — не верит в него Федя. Откуда-то предчувствие, что полетит через месяц. За то дед и прозвал терапевтом! Что Сабонис выпрыгивает выше других — оно понятно: на то в нем и росту два двадцать, но как это получается у Феди, как он чувствует скрытый дефект — он и сам не знает. Ну, не всегда чувствует, но часто. Сабонис тоже не все мячи подбирает под щитом.
Федя небрежно отбросил сомнительный блок, а Архипыч, оказывается, подсматривал. Мало ему собственного стенда!
— Чего это ты раскидался? Во, зануда!
— Полетит через месяц.
— Позиции-то все правильно показал на приборах. И это заметил. Тоже талант: замечать за другими! — Все равно полетит.
— Какой ты быстрый. Этот выбросить, тот выбросить — а на чем вывезем план?
Федя отмахнулся: такие подробности его не интересуют. Его дело терапевтическое: отличить больные блоки от здоровых. А про план пусть думает Сергер. Сергер и выше — до Павла Ивановича.
— Ты не отмахивайся. Такие отмахиваются, а нам потом без прогрессивки. Развели вундеркиндеров!
— А чего ж — туфту гнать?
«Туфту гнать»! Больно умные вы нынче пошли — молодежь!
Кто-то уже сегодня старался оскорбить Федю таким способом: неправильным ударением. И почему так оскорбительно, если не туда ударение? Непонятно, но факт.
Но Федя не обиделся. Не снизошел. Завидует Архипыч — вот и цепляется. Работает уже тридцать лет или сорок, а все равно серый как валенок, от приборной стрелки не оторваться. А тут явился какой-то пацан и чувствует помимо всяких стрелок. Неужели не обидно?