У радости тысяча имен
Шрифт:
Но сила исследования дает вам возможность любить себя даже таким и не желать какой-нибудь иной идентичности. Позже к вам придет осознание того, что вы не можете быть ничем, кроме как разумом. И, будучи разумом, вы обнаружите, что все мысли исчезли, и только та мысль, которая сообщит вам об этом, останется на какое-то время как доказательство их отсутствия, но затем исчезнет и она. А когда не останется ни одной мысли, исчезнет все — абсолютно все.
Исследование будет уничтожать то, чем вы себя считаете, пока вам не откроется что-то еще. Исследованный разум есть не что иное, как чистейшая мудрость, и он может исцелить целый мир: когда исцеляется разум, мир исцеляется следом за ним.
Я пришла к пониманию, что я не могла бы жить, если
Вы можете двигаться в любом направлении — то, где вы находитесь в данный момент, будет вашим местом. Вы пребываете везде. Каким это место было бы без имени? Магическим, священным, чудесным. Как вы здесь оказались? Зачем вам вообще понадобилось место назначения? В любом случае оно обернется «этим» или «тем», планировали вы это или нет.
Я понимаю, что вам нравится, когда ваши планы согласуются с реальностью. Но вот вы оказываетесь на улице и ради собственного удовольствия начинаете копаться в мусорном баке, и вас, несмотря на ваш постоянный интерес к будущему, захватывает настояшее. Вы отмечаете, что это копание в мусорном баке ни имеет никакого отношения к вашей потребности в чем-либо, к тем вещам, которые у вас уже есть в вашем роскошном доме, к тому, как вы сидите за обеденным столом, глядя на это изобилие, на все, в чем вы не нуждаетесь, и, думая об этом, лишаете себя той наполненности, которую дает вам настоящий момент. Разве вам не хорошо без вашей истории? Разве то место назначения, которое определяет сама жизнь, не более чудесное, чем существующее в вашем воображении?
Что такое несчастье? Это просто несогласованность вашей истории с реальностью. Предположим, ваша история такова: «Я человек, который проживет свою жизнь с двумя руками; в правой руке я буду держать нож, а в левой — вилку». А в реальности вы лишаетесь правой руки. Просто просыпаетесь одним прекрасным утром, а руки нет, и вы даже не успели сказать ей «Прощай» — она уже в контейнере для мусора на заднем дворе. И теперь вы человек с ножом в левой руке, которая вынуждена выполнять роль правой. Таким образом, реальность не согласуется с вашей историей, с вашим представлением о себе, которым вы так дорожите. Реальность имеет свою собственную историю развития событий.
Я могу быть человеком, любящим узнавать что-то новое, человеком, не умеющим разрезать бифштекс, или человеком, которому нравится вегетарианская пища. Я всегда та, какой считаю себя, — до тех пор, пока не исследую свои мысли и не приду к пониманию: реальность — это то, что есть, и она всегда добрее моих представлений о себе, за которые я держусь.
Благодать есть не что иное, как понимание простой истины: вы находитесь именно там, где всегда хотели находиться. Вы теряете одну руку и уделяете внимание той, которая осталась, пребывая в состоянии признательности и благодарности. И вы видите, насколько лучше стала ваша жизнь без руки, видите преимущество, которое дает вам ваше новое положение. Таким образом, вы осознаете: то, где вы есть и что вы есть, и то, чем является все и что оно из себя представляет в каждый данный момент, — это желание вашего сердца, и это превосходит все, что вы когда-либо могли вообразить.
Незнание есть истинное знание.
Считать, будто вы знаете что-то, — значит верить в историю из прошлого. Это безумие. Каждый раз, думая о том, что вы знаете что-то, вы причиняете себе боль, поскольку в реальности нечего знать, Вы просто пытаетесь цепляться за то, чего на самом деле не существует. Нет ничего, о чем нужно знать, и нет никого, кто хочет знать.
Гораздо легче знать о том, что вы ничего не знаете. По крайней
Кто-то говорит: «Я приду ровно в девять». Но никто не может знать, каково это для человека без будущего смотреть на часы, ожидая, пока они покажут девять. Происходящее настолько завораживает, что его невозможно описать словами. Вот одна минута девятого, и вдруг прошло уже две минуты, согласно часам, которые всегда указывают на сейчас. А сейчас половина девятого — и вдруг сразу девять, и человек появляется, буквально выныривая из ниоткуда — из прошлого, которого не существует. Меня всегда поражают такие вещи.
Вот я думаю, что направляюсь в гостиную. Думаю, что иду открыть окно. На самом деле я понятия не имею, куда я иду, я не знаю, существуют ли вообще окно и гостиная. Тело движется, и я слышу, как оно ступает по паркету, как будто это я иду, — один шаг, еще один, еще. Я воспринимаю все в замедленном темпе. Если говорить точнее, я переживаю все кадр за кадром. Каждый момент для меня — это кадр, не обязательно связанный с другим. Вы словно смотрите на камень, покрытый лишайником, через увеличительное стекло: перед вами предстает сама Вселенная во всей ее полноте. Когда я иду, каждый мой шаг — завершенное целое. Один шаг — одно мгновение, но он также и то, что связывает мгновения между собой. Сейчас. Сейчас. Сейчас. Не существует ни времени, ни пространства, ни прошлого, ни будущего, ни даже настоящего, нет того, кто приходит или уходит; в этом движении нет никакого смысла, оно не имеет никакого мотива, никакой цели. И в конце концов вы оказываетесь в том месте, где ничего не движется. Это наш дом, то место, в которое все мы стремимся попасть, неподвижная точка, центр Вселенной, абсолютное отсутствие чего бы то ни было.
Как по волшебству, передо мной предстают гостиная и окно, и я радуюсь, словно ребенок, который изумлен чем-то необычным. Дойдет ли тело до окна? Кажется, именно это и должно случиться, но я не могу знать наверняка. Тело снова делает шаг вперед, и я слышу скрип туфли. Откроет ли оно окно? Каким образом это произойдет? Я вижу, как рука тянется к окну, но в этот момент звонит телефон. Я разражаюсь внутренним смехом, наблюдая за тем, как тело разворачивается и идет в противоположном направлении. Только так окно в гостиной могло остаться закрытым, и закрытое окно — это то, что есть. Я вижу, как рука поднимает телефонную трубку, и снова наслаждаюсь тем, что есть.
Губы шевелятся, слышится голос — «Алло», — и я прихожу в возбуждение от знакомого звука из ниоткуда, от этого бесконечного, безумного, экстатического сновидения, в котором нет ни смысла, ни печали, ни жизни, ни смерти. В нем есть только то, что есть, и поэтому в нем нет ничего некрасивого.
Я наблюдаю за тем, как мое тело идет на кухню, к плите. Отмечаю, что рука берет пароварку и несет ее к раковине. Никогда не знаешь, что твое тело сделает в следующий момент. Будет ли оно есть приготовленную на пару тыкву? Рука достает из буфета тарелку и кладет на нее кусочек тыквы. Вот тыква, вот пар, поднимающийся от нее, вот тело, тарелка, раковина, кухонный стол. А что же тогда я? Я должна быть... чем? Я ни с чем не могу идентифицировать себя, потому что все уже является тем, чем оно есть. И разве так уж необходимо быть чем-то? Нет, да это и невозможно. Могу ли я притвориться чем-нибудь? Нет, слишком поздно. Мое время для этого осталось в прошлом; я пробудилась как ничто, и теперь я просто смех, внутренний свет, осознание, жизнь, а не «это» или «то».