У Ромео был пистолет
Шрифт:
– Эй, принцесса, я не хотел тебя обидеть! Мне просто трудно не ненавидеть твоего брата, который называет меня конченым сатанистом! – кричит Джетро, не двигаясь и не пытаясь остановить ее. Одна мысль о Леоне приводит его в ярость. Джетро трудно смотреть на свою возлюбленную и не вспоминать о ее гадком братишке, ведь внешне они так похожи. И все же он любит ее, как бы безразлично и глупо себя ни вел.
– Я зайду в другой раз, – бросает Даника и направляется к выходу по мрачной галерее с жуткими картинами, на которые ей так неприятно смотреть.
У
Приоткрыв клетку, она осторожно гладит крылья лисицы, которая проснулась от шума.
– Прости меня, – вдруг говорит Джетро, выйдя из галереи.
Взгляд его неуверенно плавает по помещению, и он еле держится на ногах. Опиум дает о себе знать.
Не говоря ни слова, Даника подходит ближе и бесчувственно целует его в щеку.
Когда прохладные губы прикасаются к его теплой коже, по телу Джетро пробегает холодок. Он чувствует ее равнодушие, и это его ранит.
Даника уходит, отправившись слоняться по улицам, чтобы отвлечься от неприятных мыслей о брате.
Прозвучавший хлопок заставил птиц, сидящих на проводах, разлететься в стороны.
Первый, второй, третий.
Даника взрывает петарды, которые регулярно покупала в каком-то идиотском нелегальном магазине пиротехники. Продавец-араб никогда не требует у нее документы и всегда советует все самое мощное и громкое.
Это ее очередное развлечение. Ей нравится поджигать петарду, осторожно отходить и замирать в ожидании оглушительного хлопка.
А где-то там, на другом конце города, парень стреляет из пневмата в небо. Он давно практикуется, выбирая мишенью самые белые облака. В такие моменты память мучает его особенно сильно.
Облако – выстрел.
В воображении рисуется полупустая трасса, освещаемая ночными огнями.
Нажатие – выстрел.
Отец, который ведет машину, и мать, сидящая рядом. Их разговоры ни о чем как лейтмотив дороги.
Новый хлопок – облака словно растворяются.
Довольное лицо брата, который печатает еще одно сообщение своей очередной девушке.
Резиновая пуля рассекает небо.
Болезненно скрипящий звук тормозов, удар, звук, сильно похожий на взрыв.
Вновь и вновь дробит выстрелами небо.
Туман в глазах, привкус крови во рту. Планета словно перевернулась.
Резиновые пули закончились, и он просто судорожно жмет на спусковой крючок.
А потом кома длительностью два месяца, пробуждение, известие о том, что теперь он совсем один. Родственники, пытающиеся добиться справедливости в суде. Богатенький паренек, любящий алкоголь и быструю езду. Его родители, без капли сожаления в глазах подкупающие судью. Закрытие дела, ненависть, злость, потеря смысла жизни и приобретение мучительной эпилепсии и невыносимой боли во всем теле.
Риверу постоянно
И за все эти страдания нужно отомстить. Неважно, какие последствия ждут его потом. Жизнь разрушена, а судьба предрешена.
Но если раньше его основной целью была жизнь самого Леона Колфилда, то с недавнего времени в его поле зрения появился новый объект – куда более беззащитный, такой, который принесет ему больше боли.
С сегодняшнего дня в ее жизни начинается обратный отсчет.
Глава седьмая
В доме царит тишина. В воздухе на втором этаже витает резкий запах каннабиса. Леон опять курит, теряя рассудок и контроль над собственным телом. Взгляд становится мутным, а смех – тупым. Он, словно мерзкое вишневое желе, сползает по кровати и замирает в глупой позе с открытым ртом и налитыми кровью глазами.
На первом этаже мать. Она что-то читает. На столике рядом с ней мирно расположился коллекционный фарфоровый сервиз. В чайнике крепкий цветочный чай. Парочка сахарных кубиков идеально ровно лежит на блюдце, украшенном расписными цветами. Полупрозрачный сигаретный дым складывается в силуэты. Страшные духи, которые с презрением наблюдают за «идеальной» семьей.
Но чай – это лишь украшение, маскировка и способ отвлечь внимание от бутылки крепкого рома, которым она запивает антидепрессанты. Легкая передозировка уже стала для нее привычкой. Взгляд стеклянных глаз бездумно скользит по строчкам журнала. Она даже не вдумывается в то, что там написано. Это ведь не имеет значения.
Комната Даники напоминает кукольный дом 1950-х годов. В нем совершенно отсутствует уют. Тяжелые шторы всегда закрывают дневной свет. Жители особняка боятся, что кто-то увидит то, что происходит внутри.
Даника сидит на полу и смотрит в зеркало. Она погружена в себя. Перед глазами взрывы, оружие, военные самолеты, мертвые тела и разрушение. Для нее война – синоним слова «красота». Но ей никому нельзя об этом рассказывать. В их семье это запрещено. Запрещено точно так же, как и суицидальные мысли. А все запрещенное, как известно, всегда вызывает наибольший интерес и желание. Поэтому Даника частенько балует свой разум подобными вещами.
Почему бы и нет? У брата – каннабис, у матери – антидепрессанты, у отца – молодая любовница. У каждого в этом доме есть своя маленькая радость.
У мира Даники низкий потолок. Ей тесно в этой жизни. Хочется порой разорвать руками небо, чтобы пространства стало больше. Прямо как рисунки, которые она рвала от злости на саму себя в далеком детстве. Может, поэтому она часто взрывает петарды и запускает в небо салюты. Они создают иллюзию разрушения и начала чего-то нового. Ей всегда нужно что-то новое.
Встав с пола, она направляется в ванную комнату, поправляет макияж, приоткрывает дверь в комнату брата – Леон смеется, смотря на стену. Это заставляет ее закрыть глаза.