У смерти твои глаза
Шрифт:
Брюки тут же намокли.
Что-то было разлито на полу. Я попытался подняться на ноги, упершись руками в пол, но ладони скользили в чем-то липком. Я уцепился за дверь и вытянул себя в вертикальное положение. Дотянулся по памяти до кнопки включения света и пробудил светильники в прихожей.
От неожиданности и навалившегося ужаса я чуть было не грохнулся вновь.
Посреди прихожей лицом в пол лежал профессор юриспруденции, крупный специалист в области англо-саксонского права в домашнем халате и с одной тапочкой на ноге. Другая валялась чуть вдалеке, как указатель – «продолжение следует». Голова профессора
Я почувствовал дурноту. С трудом уговорил желудок поостеречься от поспешных действий и оглядел себя. Я словно искупался в кровавой ванне. С меня капала кровь.
Я не впервые видел труп, но, пожалуй, в первый раз передо мной лежал очень близкий человек. Будущий тесть. Мелькнула мысль. Я ужаснулся промелькнувшей мысли.
Ангелина?
Перескочив через тело профессора, я устремился в глубь квартиры. Душа, как губка, впитала ужас и трепетала, как флаг на ураганном ветру.
Пустая гостиная. Пустынная столовая. Одинокая кухня. Лестница на второй этаж, где располагались спальни, библиотека и кабинет. Я резво взбежал по ступенькам. Боль стремительно улетучилась из головы. Поочередно я заглянул в каждую дверь. Ни в библиотеке, ни в отцовском кабинете Ангелины не было. Дверь в туалет меня насторожила. Она была приоткрыта, а в дверном косяке в районе замка зиял вырванный кусок. Я почувствовал, как внутри все обмерло, и осторожно заглянул. В туалете на унитазе сидела мать Ангелины, напоминавшая наседку на яйцах, в махровом халате и без единой кровинки на лице. Голова ее покоилась на умывальнике. Бессильно обвисшая, она лежала на фарфоре и взирала выпученными в ужасе глазами. Халат был распахнут, отчего открывался вид на маленькие груди. Прямо между двух холмиков бурели три рваные раны с кровавыми потеками.
Я развернулся и отошел. Сердце прыгало в груди. Я предчувствовал худшее. Предчувствовал и предвкушал, как самоубийца, уже избравший время своей гибели. На восковых ногах я двинулся к Ангелининой комнате. Последние полметра зачем-то преодолел на цыпочках. Распахнул дверь. И… Комната была пуста. Какое неимоверное наслаждение.
Конечно же, устав ждать, Ангелина одна поехала в Мариинку. Тем и спаслась. Когда же кончается спектакль?
«В десять-одиннадцать?» – предположил я и посмотрел на настенные часы. Двадцать один час десять минут. Еще есть время. Встретить ее, подготовить. Нужно и полицию вызвать.
Я направился прочь из квартиры, но по пути все же заглянул в спальню Ангелининой матери. И умер. Душа оборвалась, рассыпаясь на множество фрагментов, и собралась в иной последовательности. Последовательности, именуемой «Живой мертвец».
Ангелина находилась там. Она лежала на огромной застеленной кровати, распахнув руки. В ее голове зияла дыра. Ангелина была одета в вечернее красное платье. На ее губах запечатлелись удивление и одновременно улыбка. Она умерла в ожидании меня, не зная, что я катастрофически опоздаю.
Предо мной пронеслась жуткая картина. Мозг восстановил ход событий. Убийца позвонил в квартиру. Отец, видимо работавший в кабинете – я видел разложенные бумаги предстоящего процесса на рабочем столе, – спустился открыть дверь. Почему не Ангелина? А она, предчувствуя, что я сделаю ей предложение, советовалась с
Финита ля комедия!
Я сглотнул подступивший к горлу комок.
Но почему Ангелина и мать не услышали звуков выстрела, когда убивали отца? Ответ я увидел на полу возле своих ног, когда смог оторвать взгляд от мертвой, но прекрасной Ангелины. На полу лежал армейский «питон» с глушителем. Мой пистолет с неизвестным мне глушителем. Не задумываясь над своими действиями, я наклонился, поднял оружие и присел на краешек кровати.
Дальнейшие десять-пятнадцать минут провалились у меня в грандиозную всеобъемлющую пустоту. Я перестал осознавать себя как человека. Я низвергался в пропасть боли. Я летел, раскинув руки, а звезды улыбались мне.
Очнулся я от присутствия посторонних людей. Их было много. Множество незнакомых лиц. Они втиснулись в спальню. Окружили меня, оружие убийства и Ангелину, грозно нахмурившись. Я начал выплывать из пустоты и стал различать цвета, оттенки цветов и тьму деталей, подробностей, до этого ускользавших от меня. И первая подробность сложилась в оружие. Люди, замкнувшие меня в кольцо, были вооружены. И множество дул от пистолетного до автоматного смотрели мне в лицо. Вторая деталь заключалась в форме. Эти люди все поголовно оказались полицейскими.
И тут я окончательно проснулся и осознал, до чего же чудовищно должна выглядеть картина со стороны. Три трупа. Повсюду кровь. Я весь в крови с оружием в руках, убаюкивая пистолет как младенца. Страшно! Я понял, что в глазах всех этих людей выгляжу кровавым маньяком. По минимуму – Джеком Потрошителем. Без малейшей надежды на помилование или оправдание. Попался волк в овчарне. А ведь мне уже вынесли приговор – окончательный, без права на обжалование.
Полицейские расступились, пропуская ко мне инспектора Крабова и поручика Стеблина. Крабов выглядел ошеломленным, словно узрел во плоти самого Люцифера и тот предложил ему работу. Стеблин стоял с каменным лицом.
– Даг, вы сошли с ума? – тихо спросил Крабов. Я промолчал.
– Может, вы еще утверждать станете, что эту бойню учинили не вы? – ехидно поинтересовался инспектор.
Но была в этом ехидстве какая-то горечь.
– Я правда никого не убивал, Крабов, – устало ответил я. – И вы это знаете.
– Я ни черта не знаю, – вздыбился инспектор. – Я приезжаю на предполагаемое место предполагаемого преступления и обнаруживаю вас в крови подле трупов с пистолетом в руках. Что я, по-вашему, должен думать?
– Сегодня я собирался сделать ей предложение, – убито проговорил я.
– Что? Передумали? – зло спросил инспектор.
– Да, никого я не убивал, Крабов. Меня в лифте вырубили, когда я к Ангелине поднимался. Это произошло три часа назад. Когда я очнулся, обнаружил пропажу пистолета. Позвонил вам. Вас не было. Я поднялся сюда. Застал вот это.
– Складно поете, – неожиданно легко согласился Крабов. – Тогда почему вы в крови?
– Упал при входе.
– Шеф, там как раз лужа крови размазана, – поддержал меня Стеблин.