У стен столицы
Шрифт:
…Я упомянул о младшем лейтенанте комсомольце Василии Кирилловиче Митине. Он заслуживает того, чтобы рассказать о нем больше. После боев за Языкове, а затем и за другие населенные пункты о его мужестве говорили многие.
Митин до фронта служил командиром прожекторного взвода на одной из батарей береговой обороны Тихоокеанского флота. Однако служба в прожекторном взводе не удовлетворяла смелого и решительного офицера. Он все время просил командование перевести его на должность командира огневого взвода, поскольку очень любил артиллерийскую технику. Но его не перевели.
Когда же началась война, Василий
…Из уст в уста переходил на фронте и рассказ о подвиге, совершенном моим воспитанником старшиной 2-й статьи Петром Никитиным. Читатель, видимо, помнит наш мимолетный разговор при встрече перед первым боем. «Увидимся в Языкове», — условились мы. Только встрече этой не суждено было осуществиться.
…Со стороны кладбища в село ворвалась рота лейтенанта Черепанова. Продвигаясь с боем вдоль улицы, моряки встретили упорное сопротивление. Гитлеровцы, засевшие в большом доме, сильным пулеметным огнем преградили путь наступающим. Здание было обложено до окон бревнами и мешками с землей, окна превращены в амбразуры, из которых простреливалась вся улица. Несколько раз моряки поднимались в атаку, но каждый раз на них обрушивался многослойный свинцовый град. Бойцы залегли за углами построек, в сугробах снега, канавах. Черепанов понимал, что задержка наступления усилит врага.
Уничтожить огневую точку вызвался Никитин, попросил при этом:
— Дайте побольше гранат да почаще беспокойте фашистов огоньком.
Лейтенант дал согласие:
— Берите помощников по своему усмотрению, а гранат — сколько донесете!
Окинув, взглядом бойцов отделения, лежавших за срубом колодца, старшина скомандовал:
— Захаров, Маничев, Малеев — за мной!
Никитин повел свой отряд в обход села огородами.
Шли осторожно, скрываясь за изгородями, кустами прошлогодней полыни, открытые места преодолевали ползком.
И вот цель почти достигнута. Уже видны из-за угла знакомые белые наличники окон. Осталось преодолеть несколько метров. Ползли особенно осторожно. Обнаружив в заборе щель, маленький Никитин ловко юркнул в нее и со двора подал команду:
— Все заходите с улицы. Услышите взрыв — бегите к окнам и действуйте по обстановке.
Затем старшина пробрался к окну, из которого выглядывал ствол пулемета, и метнул в него связку гранат. Раздался сильный взрыв, окно окуталось дымом. Никитин в упор расстрелял трех выбежавших гитлеровцев и вбежал в дом. Оставшиеся в живых фашисты, выбивая сапогами стекла, выпрыгивали на улицу, где Захаров, Малеев и Маничев вершили
Выбежав в переулок, Никитин увидел, что из погреба, метрах в 30 от дома, бьет вражеский пулемет. Старшина бросился туда, но его смертельно ранило. Тем не менее моряк дополз до погреба и последней гранатой уничтожил пулемет.
Когда мы подошли к месту взрыва и заглянули в погреб, то увидели там прислонившегося к стене мертвого обер-лейтенанта. На его сером мундире красовались два Железных креста. Из дневника офицера мы узнали, что он прошел по Чехословакии, Польше, Франции и Белоруссии, погубив сотни невинных людей. За все злодеяния ему отомстил советский моряк.
Из погреба были извлечены трупы еще нескольких офицеров. Там же нашли оперативные документы. Оказывается, в погребе помещался штаб вражеского батальона.
…Не раз пришлось услышать вопрос «Как это было?» и отвечать на него молодому лейтенанту Николаю Александровичу Бородину, выпускнику Тихоокеанского военно-морского училища. В бою за село он поддерживал пехоту, как говорят, огнем и колесами. Расчеты прямой наводкой расстреливали огневые точки немцев. Командир, наблюдая за ходом боя, распределял цели между орудиями. При нем неотступно находился старшина взвода управления сержант Иван Дмитриевич Дураков, в прошлом охотник из таежного алтайского села Леньки. Говорили, что он обладал необыкновенно острым зрением, был настоящим разведчиком-следопытом и отличным стрелком.
В один из моментов боя Бородину потребовалось дать команду расчету первого орудия сменить позицию. Приказания он, по обыкновению, передавал по-флотски — семафорными флажками. На этот раз, чтобы передать сигнал, офицер подбежал к дому и хотел по двери взобраться на крышу. Но стоило только ему открыть дверь, как в ее проеме неожиданно вырос гитлеровец и прикладом винтовки сильно ударил Бородина в грудь. Командир упал в снег. В тот же миг раздался выстрел. Это Дураков покарал гитлеровца. Затем сержант ворвался в дом и разделался там с пулеметным расчетом врага. Пулемет достался нашим бойцам в качестве трофея.
Старшина взвода управления артиллерийской батареи 71-й бригады сержант И. Д. Дураков.
…Есть в поэме А. Твардовского «Василий Теркин» примечательная глава «Кто стрелял?». В ней рассказывается о том, как над передовой был сбит двухмоторный немецкий самолет. «— Кто стрелял? — звонят из штаба, — Кто стрелял, куда попал?» Оказалось, стрелял «не зенитчик и не летчик, а герой — не хуже их…».
Нечто подобное произошло и в бою, о котором идет речь. Все вспоминали тогда такой эпизод.
После боя к комбригу подошли два моряка. Они привели высокого сухощавого старика с желтоватыми, прокуренными усами, с дробовиком за плечами, и мальчика лет десяти — двенадцати.
— Вот кого, товарищ полковник, следовало бы наградить, — обратился один из моряков к Безверхову, показывая на деда и мальчика. — Они многим нашим краснофлотцам спасли жизнь, убив фашистскую «кукушку».
Да, это была та самая «кукушка», первой жертвой которой стал матрос Шариков. Вот что об этом поведал другой моряк — очевидец бесславного конца «кукушки».