У убийц блестят глаза

Гамильтон Дональд

Я с уважением посмотрел на стилизованное изображение белых кубов, нагроможденных друг на друга. Нина Расмуссен показала на другую картину:

– Долина Памятников.

Вторая представляла рисунок из оранжевых зигзагов.

– Идемте. Мы скоро вернемся, Тони. Снаружи было темно, тихо и довольно холодно.

– Поедем или пройдемся? – спросил я. – Моя машина рядом.

– Пойдем, – ответила она, – если только вы можете...

– Могу.

– Просто я не знаю, поправились вы совсем или еще нет.

– Вполне

достаточно для прогулки пешком. Скажите, а кто раскрасил красным дверь?

– Дверь... О, – она рассмеялась, – сама Фрэнсис. Почему вы спросили?

– Из простого любопытства.

– Я... я никогда ее особенно не любила. И именно поэтому не смогла перекрасить дверь... Могло показаться, что я пытаюсь стереть все следы Фрэнсис... – Она остановилась. – А вы коварный, доктор Грегори. Незаметно заставили меня рассказывать о себе.

– Я за этим пришел. Вы с вашим братом такие разные, совсем непохожи, за исключением, может быть, небольшого сходства рта и глаз.

– Он весь в мать. Она была чистокровная испанка, Трухильо в девичестве.

Если вам когда-нибудь пришлось выслушивать занудные истории старинных семей Виргинии, то знайте, что в Нью-Мексико они в два раза зануднее.

– Она умерла, когда родился Тони, – продолжала девушка, – мне было тогда шесть.

– Вам не везет, – заметил я. – Рок преследует вас – люди рядом с вами имеют привычку умирать.

– Это бестактное замечание, доктор Грегори, не ожидала услышать его от вас.

– Я пришел сюда не затем, чтобы быть вежливым. От меня вы не могли ожидать любезностей. Чем занимается Тони?

– Учится в университете. Он приехал на уик-энд.

– Он всегда приезжает домой на выходные?

– Часто.

– Была особенная причина для приезда на этот выходной?

– Нет. Почему вы спросили?

– Он предупредил, что приедет?

– Нет. Доктор Грегори...

– Он приехал сказать вам, чтобы вы не имели со мной никаких дел, так? Я ожидал нечто подобное. Я даже специально покрутился недавно около вашего дома, чтобы дать ему время приехать к вам.

Она напряженно ответила:

– Я не знаю, куда вы клоните, доктор Грегори. Но скажу, что я не собираюсь больше отвечать на ваши вопросы. Проводите меня домой.

– Вы не выглядите дурочкой, Испанка, и не стоит из себя ее строить.

Нина остановилась и посмотрела на меня:

– Не думаю, что мне нравится...

– Разве имеет значение, что вам нравится, а что нет, Испанка? Зачем вы согласились встретиться со мной? Вам не могла понравиться такая идея – ведь я убил вашего дружка. Но вы были милы и любезны со мной по телефону. Почему, Испанка?

Она окончательно рассердилась:

– Не смейте звать меня...

– Я буду звать вас так, как мне понравится. А вы примете это с улыбкой. И оба мы знаем, почему. Мы оба знаем, что парень, которого я застрелил прошлой осенью, был грязный убийца, у которого

даже не хватило духу сделать работу как следует. Вы этого не знали, когда ворвались ко мне в госпиталь, чтобы отомстить за него, – не знал и я. Но теперь мы знаем оба. Ведь мы знаем это, Испанка? И еще кое-что знаем, не так ли?

Девушка прошептала:

– Что еще мы знаем?

– Знаем, что ваш братец тоже не просто приехал побродить по лесу. У него было наготове заряженное ружье на случай, если я пойду другой дорогой, – тогда, тем утром, меня встретила бы пуля Тони, а не Пола Хагена. Как вы думаете. Испанка, Тони стрелял бы точнее? Или его тоже охватила бы трусливая лихорадка?

Она низко наклонила голову, я не мог видеть ее лица. Наконец девушка снова прошептала:

– Что вы собираетесь делать?

Я сразу не ответил. Потом громко расхохотался. В темноте, вероятно, мой смех прозвучал грубо и пугающе. Нина вскинула голову:

– Так вы не знали! Вы просто взяли меня на пушку! Она ударила меня. Я перехватил ее запястья, не давая сделать это снова. Мне не нравится, когда меня бьют, всегда отвечаю тем же, даже если ударит женщина. Если женщины ведут себя подобным образом, то должны понимать, на что идут.

– Так больше не делайте. Испанка. Если я имею докторскую степень, это не значит, что моя реакция отличается от реакции любого другого человека.

Она медленно приходила в себя. Я чувствовал, как напряжение покидает девушку, и отпустил ее руки. Глядя вниз, Нина потерла запястья и сказала мрачно:

– Я ничего вам не говорила.

– Вы сказали вполне достаточно.

– Знает ли полиция?..

– Они в этом не участвуют. Сие – частное мероприятие.

– Но как вы?..

– Сразу после той осенней охоты я решил, что это был несчастный случай. Но потом произошло много всего другого, и я сделал соответствующие выводы.

– Полиция провела тщательное расследование. Они ничего не нашли. Вы ничего не докажете, доктор Грегори. Вы вынудили меня обманом выдать себя, это еще не улика.

– Я не ищу улик, мисс Расмуссен. И приношу вам извинения за свою грубость. Просто знал, что если буду вежлив, то ничего не добьюсь от вас. Мне нужна информация. Моя жена Натали пропала. Я пытаюсь ее найти.

– Ваша жена! Но почему вы думаете, что Тони...

– Все началось с Тони и Хагена. Мы с Хагеном никогда раньше не встречались, но почему-то он стрелял в меня. Мы теперь знаем, что это не случайность. Поскольку лично против меня он ничего не мог иметь, раз мы не были даже знакомы, значит, Хаген повиновался чьим-то приказам. Я считаю, что те люди, у которых сейчас находится моя жена – кстати, сомневаюсь, что она пошла с ними по собственной воле, – тоже подчинялись приказу, и из того же источника. Если найду того, кто приказал меня убить, я найду человека, похитившего Натали. Это ясно?