У ворона два крыла
Шрифт:
– Я не шучу. Я не хочу умереть в самый интересный момент.
– Волшебники и так живут долго.
– Скажи это моей матери.
Я помолчала. Извиняться смысла не было.
– Пусть это будет не вечность, - добавил Том задумчиво, - но я бы хотел посмотреть, как люди покорят звезды. Вдруг там найдется что-нибудь интересное?
– А ты не устанешь жить столько лет?
– спросила я.
– Все знакомые умрут…
– Появятся новые.
– А если ты влюбишься?
– Ну а что мешает мне подарить любимой такое же бессмертие? Даже если она не будет волшебницей.
–
– задала я провокационный вопрос.
– Уж поверь, самоубиваться на могиле я не стану, - хладнокровно ответил Том.
– Захочет - отлично, ну а нет - значит, нет. У человека должен быть выбор. А у меня его нет. Или я, или…
Том помотал головой, подумал, потом медленно произнес:
– Знаешь, мы, приютские, может, не слишком-то воспитанные и умные, зато очень осторожные и подозрительные.
Я проглотила замечание насчет его ума и приготовилась слушать дальше.
– Дамблдор с меня глаз не сводит, - сказал Том.
– В каком смысле?
– не поняла я.
– В прямом. Куда я хожу, что делаю, с кем общаюсь и чем занимаюсь.
– Может быть, он о тебе беспокоится?
– предположила я.
– Может быть… - иногда улыбка Тома выглядела пренеприятно.
– Он постоянно вызывает меня к себе поговорить по душам, и это при том, что он не мой декан. Расспрашивает о том о сем. Интересуется знакомствами… Впечатление такое, будто ему что-то от меня нужно.
Я припомнила газетные статьи о маньяке, который предпочитал мальчиков, и поняла, что краснею.
– Не это, - легко прочел мои мысли Том.
– Хотя кто его разберет… Но, скорее, у него есть на меня какие-то планы. Он понимает, что я сильный волшебник, а стану еще сильнее. И это я ведь еле-еле на уроках работаю. Ты-то знаешь.
Я-то знала, что Том может дать фору любому первокурснику (а может, и старшекурснику), но старается этого не показывать. И ищет всякие и всяческие способы обуздать эту свою силу, придать ей нужную форму, придумать что-то новое… Фантазия у Тома была бурная, если не сказать больная, поэтому постоянно приходилось его одергивать, чтобы не натворил беды. Наверно, я выполняла роль стоп-крана, а то пойди такой локомотив вразнос, добра не жди! И это ему только одиннадцать…
– Может, просто опасается молодого конкурента?
– предположила я.
– Нет, это не то. Он сам мне кое-что интересное подсовывал, не из школьной программы.
– Тогда надеется, что ты угробишься до совершеннолетия со своими экспериментами.
– Не-а. Тогда бы он их просто запретил.
– А ты бы послушал?
– Нет, конечно. Скорее… - Том машинально кусал от истекающего соком яблока, закапав подбородок, и я сунула ему носовой платок.
– Скорее, я ему нужен для каких-то делишек, для которых у него кишка тонка. Ну как безотказное орудие. Бац - и готово.
Я только развела руками. Профессор Дамблдор мне не нравился, он был приторно-сладкий и какой-то…
– Душный.
– Прекрати мысли читать!
– возмутилась я.
– Просила же!
– Какие мысли, у тебя на лице все написано. Словом, позавчера он мне заявил, что ты для меня -
– Это почему?!
– Я тоже так спросил, а он заблеял, мол, мальчик и девочка в таком возрасте…
– В каком возрасте, нам одиннадцать!
– Не перебивай, - Том прожевал остаток яблока, сглотнул и, заев свежим снежком, продолжил: - Мол, пока вы дружите, а через пару лет она влюбится в кого-нибудь, а ты станешь ревновать, или же в тебя, и ты вообще забросишь учебу… Каково, Томми?
Он давно звал меня Томми - и короче, и забавнее.
– По-моему, он перепил, - честно сказала я.
– Чаю с лимонными дольками.
– Это не все! Потом он загадочно помолчал, воздел палец, погладил бороду и изрек, цитирую: «Все беды от женщин, мой мальчик! Если ты желаешь посвятить себя высокой магии, держись подальше от них! Тем более магглорожденных, это до добра не доведет…»
Том сплюнул в костер семечко и добавил:
– Жаль, я сходу не нашелся, как ответить. На ум одна матерщина лезла.
Я нахмурилась.
– Не понимаю, разве он не твердит все время, что чистокровные и магглорожденные - суть одно и то же, любовь, дружба и все такое?
– То на уроках, а со мной он иначе говорит, - мрачно сказал Том.
– Как же меня выворачивает после его чаепитий…
Видя по моему лицу, что я не поняла, он спросил:
– Помнишь, как мы познакомились? Сказать, почему мне так паршиво было?
– Скажи, если хочешь.
– Я сладостей обожрался. Дорвался, называется… У нас-то их сроду не было, ну там… тиснешь конфету-другую, а так хотелось! Дамблдор же мне оставил мелочь на расходы, я и спустил все на шоколадки, остановиться был не в состоянии… С тех пор вообще сладкого видеть не могу, а у него все чаи да лимонные дольки с пирожными.
– Бедняга, - невольно улыбнулась я.
– Тогда шоколадку я тебе на Рождество дарить точно не буду. Ой, кстати, никак не спрошу: когда у тебя день рождения?
– Тридцать первого декабря, - мрачно ответил Том.
– Но дарить ничего не надо. Радости в этот день никакой, сама понимаешь.
Тут он вдруг помрачнел еще сильнее.
– Ты что?
– Каникулы на носу.
Я кивнула. Скорее бы домой!
– А ты в школе останешься?
– задала я бестактный вопрос.
– Если бы!
– Глаза Тома сверкнули в свете костра красным.
– Я просил оставить меня здесь, а ты знаешь, до чего я этого не люблю… В смысле, просить.
– И?..
– Возвращайся в приют, мальчик мой, - передразнил он Дамблдора.
– Повидайся с друзьями! Нет у меня там друзей и никогда не было, только подхалимы и те, кто меня боялся как огня… И ни тех, ни других я видеть не желаю!
– Погоди, - опешила я.
– Но ведь многие остаются…
– А я, видимо, особенный.
– А декану ты об этом говорил? Хочешь, я скажу? Это же безобразие!
– Какой смысл, Томми? Скажем декану, тот передаст директору, а директору нашепчет что-то Дамблдор, и все пойдет по кругу! Нет уж, - он бросил ветку с огрызком в костер.
– Вымаливать я ничего не буду. Перетерплю, каникулы не очень длинные.