У жены под кроватью
Шрифт:
Липочка уничтожила его взглядом и злорадно добавила:
— Если еще она вас возьмет. На кой вы ей сдались, такой непутевый.
Ни с того ни с сего она рассердилась на Романа, а почему — понять не могла. Зато понял Роман. Он подумал “ревнует” и сказал, оттаивая:
— Хорошо, я отправлюсь к Глаше, только не надо ей звонить.
— Как же это? — растерялась Липочка.
— Я залезу к ней на балкон, она и не заметит.
— А где же вы будете спать?
— Там. На полу матрас свой постелю и прекрасно на свежем воздухе высплюсь. Только очень вас прошу, накормите
— Обязательно, — радостно согласилась Липочка. — Встречу свекровь, вернусь домой и сразу кашу сварю. А вы мобильный свой не забудьте. Если что понадобится, не стесняйтесь, звоните.
И Липочка помчалась на вокзал, а Роман, прихватив подушку, матрас и одеяло, деловито полез на Глашин балкон.
Балкон, как обычно, был приоткрыт, и в щель из квартиры доносился запах…
Да нет, не запах — аромат! Аромат манной каши — в кухне Глафира стряпала по заказу Желтухина. Аромат этот был мучительно сладок и растревожил Романа нешуточно: до спазм в желудке, до обильного течения слюны и эйфорических галлюцинаций. В борьбе с голодом обессилев, Роман упал на матрас и начал бредить манной кашей.
Тем временем Липочка быстренько привезла домой свекровь и, не мешкая, бросилась в кухню варить все ту же манную кашу.
Марьванна же без сына-Вани затосковала и, побродив по пустой квартире, решила податься к соседке Глаше, выпить с ней чарку другую, да разогнать скуку-печаль-тоску. С Липки-то взять нечего. Попалась Ване жена непутевая: совсем, дура, не пьет. То ли дело Глашка. Бес, а не баба: и выпить умеет, и посплетничать (обсудить Липку-невестку), и погулять — везде мастерица…
В больших у Марьванны была Глафира симпатиях. Затолкав под кровать свои ящики, свекровь категорически доложила невестке:
— Соседей проведать пойду.
— Пойдите, пойдите, — с огромным облегчением одобрила Липочка.
И Марьванна пошла. Когда она решительно и нетерпеливо налегла на кнопку звонка, Глафира была в кухне. Она как раз наполняла тарелку (с дюжим кусищем масла) сваренной на сливочках манной кашей, чей аромат сводил с ума многострадального Романа. С ложкой наготове там же сидел за столом и Желтухин. Сидел по-семейному: в трусах и майке.
Да и Роман, кстати, поблизости был. Он покинул балкон и, устремляясь на аромат, прокрался через захламленную комнату в чистенькую прихожую. Прокрался с одним лишь желаньем: разведать, нельзя ли чем поживиться, но тут же был в шок и повержен. Кем?
Да все тем же Желтухиным, точнее, его присутствием в Глашиной квартире. Роман, осторожно выглядывая из-за угла, увидел огромный рябой кулак, трудолюбиво сжимающий ложку, и шерстяную спину Желтухина. Желтухина, спешно отбывшего в командировку! Вот это да!!!
“И ради такого чудовища добрячка-Олимпиада жизнью своей рискует? — поразился Роман. — А он изменяет ей, да еще с кем! Развлекается с ее лучшей подругой. Выходит, догадка моя в самую цель попала”.
Такое положение вещей показалось Роману жутко несправедливым. Выглядывая из прихожей в кухню, он лютой ненавистью ненавидел Желтухина и, страдая,
Вот в такой-то драматический момент и прозвучал звонок в прихожей. Романа на балкон словно ветром сдуло. Глафира вздрогнула и застыла с тарелкой в руках. А Желтухин недовольно спросил:
— Кого еще принесла нелегкая?
— Пойду посмотрю, — шепнула Глафира и, водрузив тарелку на стол, порхнула к двери.
Приставив свой накрашенный глаз к глазку, она испуганно попятилась и зашипела:
— Ва-аня, мамаша твоя пришла.
— Не может быть! — вскочил Желтухин и, вспомнив, хлопнул себя по лбу: — Черт! Как я забыл? Сегодня ее должен был встретить!
Глаша тоже кое-что вспомнила, а именно то, что Марьванна безгранично влюблена в ее квартиру и всякий раз, приезжая, делает подробный обход с охами, вздохами и восхищением. А тут, как назло, ее сыночек-Ваня в трусах и майке “гостюет”.
— Прячься, прячься! — паникуя, закричала Глафира.
— Куда? Куда? — рыская по кухне, шепотом завопил Желтухин.
Да-да, шепотом завопил, и такое бывает.
— Куда?
А и в самом деле, куда? Любопытная Марьванна везде сунет нос.
Глафира задумалась и, отыскав укромное место, приказала:
— Ваня, лезь под кровать!
И Желтухин полез. Прямо с ложкой, крепко зажатой в рябом кулаке.
А Глафира, перед зеркалом отряхнувшись и восхитившись: “Хороша, чертовка! Всем удалась!” — отправилась встречать Марьванну.
К дружескому челомканью и женским визгам восторга (басовитому и высокому) прислушивались сразу четыре мужских уха. Из-под кровати Желтухин тщетно пытался вычленить речь родной матушки из бессмысленного бедлама встречи. В соседней же комнате Роман, стоя на цыпочках, старался из радостного женского сумбура узнать, удастся ли ему сегодня отведать манной каши. Доведенный хроническим голодом до отчаяния, он готов был на крайности и воспрял духом, когда услышал, что Марьванна совершает обход.
“Слава богу, — подумал Роман, — хоть какая-то намечается система”.
Надо сказать, что он, как любой мужчина, панически боялся хаоса женской непредсказуемости, ведшей обычно (о том говорил опыт) к тяжелым последствиям.
Поэтому он вздохнул с облегчением, когда дамы, энергично обмениваясь соображениями, протопали мимо облюбованной им комнаты.
— Там смотреть нечего, — небрежно бросила Глафира. — Там балкон, полный мусора, и кабинет мужа, больше похожий на свалку. — Она рассмеялась: — Дурак-Пончиков думает, что у него есть кабинет, а там мой чулан.
Марьванна сердобольно поинтересовалась:
— А что, твой Пончиков, он по-прежнему пьет, голубок?
— Пьет! — жизнеутверждающе подтвердила Глафира. — Еще как пьет!
— Вот и мой частенько к бутылке прикладывается, — с нежностью вздохнула Марьванна и с ненавистью добавила: — Каждый день, сволочь, является на рогах.
— А мой уже и на рогах не стоит, — рассмеялась Глафира. — Допился совсем, ну да фиг с ним. Так что, кабинет мужа смотреть будете? — деловито спросила она.
— А мебель там есть?