У. Е. Откровенный роман…
Шрифт:
– Зачем?
– Я плохо знаю ваш город и хотел просить его быть моим гидом.
– Это вы сейчас придумали.
– Конечно.
– А на самом деле?
– На самом деле? На самом деле вы совершенно напрасно думаете, что если вы понастроили здесь свои имперские замки и католические костелы, посадили прекрасные липовые парки, еженощно скребете и моете мостовые, а с утра – окна, подоконники и выносные кофейные столики, то это ваша столица. Отнюдь! На самом деле все это благолепие устроено Богом ради отдушины для нас, русских. Выскочив из Москвы с ее наждачной пылью и кислотно-бензиновым воздухом, отлетев от нашей стервозной демократии, вертикали власти и горизонтали коррупции, в двухмерном
– Well… – протянул один из них и повернулся ко второму, сообщил ему по-немецки: – Он не расколется. Придется открыть карты.
Но я на всякий случай сделал вид, что не секу по-немецки, и сидел с индифферентным лицом.
– Битте, – согласился второй и обратился ко мне: – О'кей, герр Чернобыльски. Дело вот в чем. Пять месяцев назад герру Капельникову тоже позвонил один русский, предложил встретиться в ресторане. А когда он пришел на встречу, русских там оказалось трое. Они посадили его в машину, отвезли в Клостернойбургский лес, связали, били, жгли зажигалками лицо, сломали челюсть, руки, ноги и три ребра и сбросили в овраг. Он чудом остался жив.
– Что они от него хотели?
– Хард-диск компьютера, на котором он работал на Кипре.
«Бинго!» – мысленно поздравил я себя на манер персонажей американских триллеров. Значит, я и Федор Синюхин были правы, предполагая, что работники оффшорного Повольского банка не могли уехать с Кипра с пустыми руками. Но вслух я сказал:
– Вы задержали этих мерзавцев?
– Смеетесь? – усмехнулся один из них.
– Когда Капельников чудом выполз из оврага на шоссе, их уже не было в Австрии, – добавил второй.
– Вы сообщили нам их приметы?
Оба посмотрели на меня так, словно я разыгрываю идиота (что так и было). Но я сказал:
– Ну вот! А вы спрашиваете, зачем я хотел встретиться с господином Капельниковым. Ведь он гражданин России, мы должны…
– Bullshit! – засмеялся один из них. – Вы на пенсии. С каких пор пенсионеры…
– Битте! – перебил его второй и остановил эту игру в словесный пинг-понг. – Так и быть! Мы дадим вам поговорить с герром Капельниковым, но только в нашем присутствии. И будет русский переводчик.
Конечно, я ехал к «герру» Капельникову не с пустыми руками. С чего бы это он ни за что ни про что стал выкладывать мне информацию по финансовым трансакциям Кожлаева? Нет, за просто так это не делается. Поэтому я накопал на этого Капельникова все, что можно накопать на Петровке, в Прокуратуре и у нас в ФСБ почти на любого нынешнего бизнесмена. Это оказалось не очень сложно. Все, кто выжил в бизнесе за последние 10 лет, выжили не за счет своей ангельской чистоты и честности, а только потому, что где-то когда-то кого-то надули, подставили, ломанули или даже грохнули. Или это их собирались надуть, подставить, ломануть и грохнуть, а они ушли под чью-то крышу, но, ясное дело, не под крышу закона.
Путь «герра» Капельникова на Кипр и в Вену оказался стандартным до пошлости: сразу после окончания в 1989 году МИСИ, диплома инженера и первого места по баскетболу на студенческой олимпиаде в Москве – в челночники, поездки в Финляндию, Швецию и Турцию за барахлом и компьютерами, несколько удачных ходок –
Но когда я увидел, что с этим Капельниковым сделали предыдущие визитеры…
Тридцатипятилетний бывший баскетболист, которого ввезли на инвалидном кресле, выглядел хуже, чем бывший супермен Кристофер Рифф после роковой катастрофы: согбенный скелет, шея в поддерживающем корсете, руки неестественно скрючены, – лицо в ожоговых пятнах, а ноги по щиколотки – культи. Впрочем, в Чечне я видел заложников, изуродованных и похуже, там похищенным детям могут каждую неделю отрубать палец за пальцем и посылать родителям до тех пор, пока те не пришлют выкуп…
– Битте! – нетерпеливо сказал мне один из моих австрийских «коллег», его, как он сказал, звали капитан Матиас Шнейдт. – Вы хотели говорить с герром Капельниковым. Говорите!
Но я еще молчал, рассматривая этого несчастного. Потом спросил:
– У вас есть семья?
Он покосился на австрийцев, те разрешительно кивнули, сказали по-немецки:
– Можете отвечать… – и ответили за него по-английски: – Есть. Жена и двое детей.
Но мне нужно было вызвать на разговор самого Капельникова, и я спросил у него:
– А когда это случилось?
– В марте… Двадцатого марта… – негромко и каким-то пустым голосом произнес он.
– Кто это сделал?
Он молчал.
– Вы их не помните?
– Нет… – Но он отвел глаза.
– И не знаете?
– Нет.
– Хотите, я вам напомню? Двое из них кавказцы, а один – узбек. Такой плотный, бритый наголо и с толстыми ляжками, которые при ходьбе цепляют друг друга…
Капельников закрыл глаза.
– Вспомнили?
Он поджал опаленные губы и покачал головой:
– Нет.
Матиас Шнейдт и его напарник смотрели на меня в изумлении. Я встал:
– Битте, коллеги. – Я посмотрел на часы. – Мне пора в Будапешт. Вы меня не подбросите на вокзал?
Итак, Харунов дождался, когда дело об убийстве Кожлаева закрыли, и тут же ринулся на Запад искать его миллионы. И не сам по себе, а с теми негласными компаньонами из чеченской ОПГ, которые владеют теперь Повольским банком развития. А Банников не полез ни в этот банк за своей долей, ни за деньгами. Кожлаева в западных банках. О чем это говорит? Скорее всего о том, что все наследство Кожлаева было еще загодя мирно поделено между ними: Банников получил российскую долю кожлаевского бизнеса, а Харунов и «банкиры» – банк и все, что смогли или смогут достать по банковским проводкам.