У.О.
Шрифт:
Руки мои крепко привязали к подлокотникам, голову зафиксировали ремнём. Теперь, чтобы увидеть Юрку, мне приходилось с усилием поворачивать голову, но этого не позволяли ни ремни, ни медсестра.
Я зажмурился. Запахло спиртом, руки коснулась мокрая ватка, дальше был укол.
В голову запала совсем недетская мысль: я умираю!
Забегали люди, я плохо слышал, о чём они говорили, я видел только слабые очертания их фигур в пелене, застилающей глаза. Что-то не так… Мамочка, ты ведь поможешь мне? Мама, мама… Мама!
Сил закричать не нашлось. Но мамино лицо – перепуганное донельзя – я всё же увидел, перед тем, как все остальные видения сменились чернотой.
Знаете, сейчас я вам скажу только одно – если вы ещё малы или юны и мечтаете внезапно проснуться взрослым, выбросьте это из головы! Не так уж это круто, как кажется. Запомнили мои наставления? Очень хорошо. А поймёте
Глава 2
Проснулся я от звука монотонного гнусавого голоса. Поначалу фразы я едва разбирал, зато потом слушал внимательно и с интересом.
– Это главный экспонат нашей коллекции – первый человек, на котором доктор Бондарев поставил свой опыт. Умственно отсталому мальчику была введена специально разработанная вакцина, которая должна была простимулировать головной мозг и усилить в нём все процессы созревания.
Глаза мои никак не хотели открываться, я подумал, что всё ещё сплю и голос этот тоже только часть сновидения.
– Увы, опыт пошёл совсем не так, как планировал Алексей Андреевич. Мальчик отреагировал на введённый препарат сильнейшей аллергической реакцией, но всё же выжил, правда при сохранности всех жизненных функций, он уже сто лет не приходит в сознание. Для мальчика был создан специальный саркофаг, температура в нём чуть ниже комнатной. Мальчик каждый день слушал сказки, лучшие произведения отечественной и зарубежной литературы, вместо высшего образования ему было решено прочитать курс психологии и множество популярной и научной литературы из мира познания личности. Несмотря на то, что экспонат провёл в саркофаге сто лет, его тело сохранило молодость, сейчас он выглядит примерно на тридцать! А умственное его развитие соответствует таковому у хорошего студента лет эдак двадцати пяти – сказался неблагоприятный анамнез: то, что обычный мозг мог бы постигнуть за год, его орган высшей нервной деятельности усваивает за четыре. Это не делает экспонат хуже. Жаль, что он не приходит в сознание и ещё очень печально, что даже такие великие учёные, как доктор Бондарев, не живут веками. К счастью, его дело в надёжных руках, влиятельные люди до сих пор оплачивают все расходы по обслуживанию нашего подопытного.
Глаза мои приоткрылись. На фоне нечётких очертаний всего окружающего вдруг резко выделилась мальчишеская физиономия, расплющенная о стекло. Я подмигнул ему – у меня это даже неплохо получилось – и веки снова сомкнулись.
Во рту у меня было сухо. Мешала какая-то трубка.
– Отведите ребёнка от саркофага,– нудно затребовал голос.
– Он мне подмигнул! – тут же сообщил мальчишка.– Мама, он открывал глаза!
– Фантазёр ты мой,– мать ласково потрепала сынишку по голове,– отойди от стекла, видишь, дядя-экскурсовод ругается.
– Я не фантазирую,– не унимался малец,– он правда подмигнул мне.
– Увы, многие наши посетители,– снова встрял голос,– часами стояли у экспозиции в надежде, что именно при них случится чудо, которого все ждут в течение века. Давайте перейдём к следующему экспонату музея-квартиры доктора Бондарева!
Я снова приоткрыл глаза. Толпа туристов дружно двинулась за экскурсоводом куда-то по коридору. Мальчишка то и дело оглядывался, а потом, не выдержав, вырвал свою руку из маминой и вернулся ко мне. Ну уж нет, извини, дружочек, сейчас я не стану тебе подмигивать – неизвестно, что будет, если они узнают о моём пробуждении!
Ребёнок грустно постоял у прозрачной дверцы и унёсся, призванный гневным шёпотом матери, вслед за группой.
Пришло время анализировать ситуацию. Первой появилась мысль, что я – маленький – снова с папочкой в бане. Слегка наклонив голову, я глянул вниз и увидел бледное, чуть синеватое тело, покрытое мурашками: голые волосатые ноги, бёдра, свободно обёрнутые лёгкой материей, грудь с ярко выделяющимися ореолами сосков и тоже обильно волосатую. Но у тела не было головы! Значит, я не сижу у папочки на плечах, откуда всегда тоже было видно обнаженное тело, но в детских ладошках я сжимал влажные папины волосы, так вкусно пахнущие веником, банным паром и шампунем. Но сейчас не было волос! (Само собой, раз нет головы!) Значит, это моё тело? Но откуда этот недетский волосяной покров? У мальчиков в шесть лет не бывает такой густой растительности! Или бывает? Экскурсовод что-то говорил про то, что я стою здесь уже целое столетие… Значит, мне уже не шесть? И даже не шестнадцать? Сколько же? В четыре раза медленнее развивалось моё тело, значит, за сто лет я дорос только до 25, плюс шесть исходных – стало быть, мне сейчас тридцать один год!
Что же это за опыты? Этот вопрос мелькнул в голове и тут же его
Я стал аккуратно осматриваться. Глаза теперь слушались меня, чего я не мог сказать об остальном организме.
Мой ещё несколько осоловелый взгляд обшарил всё, что попадало в поле зрения. Содержали меня в саркофаге, больше всего походящем на душевую кабинку – он был из стекла, видимо специально максимально прозрачным, чтобы более выгодно представить экспонат. Положить меня никто не потрудился – видно, так и простоял я всю сотню лет на каком-то странном материале, отдалённо напоминающем батут или водный матрас (чужая мысль в моей голове снова нашла ответ – это профилактика пролежней на пятках!) Руки расставлены в стороны, ноги тоже не по стойке смирно (всё та же профилактика). Уверен, мне проводились и проводятся до сих пор гигиенические процедуры… как они меня кормят? Неплохо бы поесть.
В ту же секунду мигнула жёлтым светом лампочка. Я увидел её боковым зрением. С лёгким жужжанием заработал мини-насос, с деликатным чавканьем по трубке, проходившей через ротовую полость (вероятно, в желудок) поползла белая каша, чувство голода постепенно исчезло… Это что же, они умеют читать мои мысли? И, кстати, ОНИ – это кто?
Взгляд поймал провод, идущий от виска к небольшому монитору внутри саркофага. По экрану непрерывно бежала зигзагообразная линия – вот так они выглядят, мои мысли, в графическом изображении и так система узнаёт о моих желаниях. А если я захочу в туалет? Страшно даже подумать… А чего тут думать – из под ткани, которой обернутыбёдра, тоже торчит трубка.
Что ж, тут мило и в меру уютно, но провести ещё сотню лет в холодильнике (забыл сказать – было до ужаса зябко!) не хочу! Надо как-то выбираться.
Легко говорить! А вы когда-нибудь пробовали что-нибудь сделать чужими руками – ну скажем, увидев в окне дома напротив полуобнажённую девушку, удавалось ли вам силой мысли снять с неё всё то, что снять так хочется? Вот теперь представьте: вы, проходя мимо, вдруг видите её – такую доступную и такую желанную, вы готовы ворваться к ней в квартиру и овладеть ею прямо в коридоре, но вы же приличный гражданин, вы не станете этого делать, но и ничто вуайеристическое вам не чуждо, поэтому чтобы всё-таки получить необходимое удовольствие вам хочется, чтобы она немедленно сняла лифчик! Тут же, у окна, да ещё сделала это, стоя к нему лицом, а не спиной и даже не боком. И вы стоите, молите небеса, чтобы она рассталась с этим абсолютно ненужным сейчас предметом одежды или пусть бы хоть одна бретелька опустилась с плеча. Вы понимаете, что желание это тщетное, а возбуждение спонтанное и совсем неуместное, но страсть поработила вас, плоть ваша сильнее совести и вы кричите всей силой мысли и безрассудства: сними ты этот проклятый лифчик! И вам даже уже кажется, что он немного съехал от её движений, и что вроде правая молочная железа показалась из-под плотной тканевой чашечки, вам даже мнится, да нет же – вы уверены – сейчас бретелька оборвётся! Ну же, ну же!.. А девушка задёргивает штору, а потом вы видите её тень и снова фантазируете – вы согласны увидеть даже очертание вожделенной груди, лишь бы это всё-таки случилось! И вот, когда вы уж совсем отчаиваетесь, тень её, наконец расстёгивает замки, вы точно видите, что девушка обнажилась, а потом – йес! – она вспомнила, что на подоконнике у неё лежит стопка белья, среди которого есть чистые трусики и они ей непременно нужны именно сейчас, она отдёргивает штору, роется в белье, не подозревая, что на неё смотрят (ведь она всего на секундочку выглянула в окно!) и ты понимаешь, что стоял не зря и только успокаиваешь бунтующую совесть и рассказываешь ей, что девушки прекраснее в этой жизни ты не видел ни разу…
Так же было и у меня сейчас – огромных усилий стоило мне заставить двигаться затёкшие руки, разработать ноги и привести их в лад с мыслями. Спасибо хоть держали меня не на цепях, а на лёгкой привязи – так только, чтобы руки не оторвали верёвок под силой собственной тяжести, поэтому узлы сдались сразу, как только рука стала сопротивляться им с живым человеческим усердием.
Дальше встал законный вопрос: как открыть дверь? Надеяться на то, что она просто так откроется изнутри, не приходилось… Но, на всякий случай, я постучал по прозрачной створке, потолкал вперёд и даже пнул ногой (скорее для того, чтобы удостовериться в полной функциональной готовности нижних конечностей). Результата ни одно из действий не принесло. Рядом с дверью призывно мигал маленький глазок. Я наклонился к нему и глянул внутрь.