Убей-городок
Шрифт:
Хорошо, что Саня жил в соседнем общежитии, в двух шагах от меня. Правда, его график я не знал, рассчитывая на удачу. Но, к счастью, приятель оказался дома. Он как раз отсыпался после суточного дежурства, но к моему приходу уже встал.
– Сань, ты мне компанию не составишь? Мне бы по одному адресочку сходить, – спросил я.
– А что случилось? –
– Так сам знаешь, какие у нас больничные. Завтра все равно на работу выхожу. А сегодня надо с одним товарищем профилактическую беседу провести. Пьет сильно.
Саню ситуация не сильно и удивила. Такое тоже бывало, что участковых просили просто поговорить с гражданином, «без протокола».
– Внушение сделаем?
– Не-а, я с ним сам хочу поговорить. А ты на площадке постоишь, для страховки.
– На стреме постоять? – хохотнул Санька. – А если тебя бить будут, то спасать?
– Да вроде того, – пожал я плечами. – Тут и идти недалеко, на Ленина.
– Так ладно, схожу, – зевнул Саня еще шире. – Все равно вечером делать нечего. Вот только чаю вначале попью. Чай будешь? Сушка еще есть.
Чаю я вроде и не хотел, но зайти в гости да не попить чаю, если тебе предлагают, неприлично.
Пока пили чай, я опять удивил своего приятеля.
– Слушай, а ты чего без сахара пьешь? – нахмурился Барыкин. – Я ж помню, что ты по пять ложек в стакан клал. Сам же всегда говорил: чай должен быть как поцелуй красавицы, – Санька изобразил зверский грузинский акцент, – крепким, сладким и горячим.
Я и сам помню, что всю жизнь был отъявленным сладкоежкой. Правда, чтобы пять ложечек сахара на стакан чая, такого не было, а вот три точно. Не понимал: как это можно несладкий чай пить? А я со сладким чаем еще и конфетку мог употребить, и пирожное. А вот уже лет пять, как пил чай без сахара, и казалось нормально.
– Так после больницы не только на курево, но и на сахар словно отшибло.
– Да? – с изумлением хмыкнул Саня, потом сам же себе и ответил: –
Водку мы с ним пили нечасто, но, что там греха таить, бывало. Если вдвоем, то брали «маленькую», а если поллитру, то это уже на троих. Третьим иной раз бывал дядя Петя, который никогда не закусывал, но никогда не пьянел.
– Про водку говорить не стану, но пока тоже воздержусь, – сообщил я, прислушиваясь к сигналам организма.
Вроде бы на слово водка изнутри реакции не последовало. Может, немножко можно? А то так и ладно, обойдусь. И отмазка для товарищей теперь есть.
Бабушек на лавочке у подъезда на этот раз не было, потому что по вечернему времени их сменили подростки, возившиеся со старым велосипедом. Завидев двух подходивших милиционеров, они сразу притихли.
Я глянул на пацанов, на всякий случай вложив во взгляд толику строгости, но промолчал, а вот Саня спросил:
– Угнали у кого?
– А че?! Наш это велик! – возмутился один из ребят. – Кого хошь спрашивайте – не угоняли.
Приятель пришел к нему на помощь:
– Миха его из старых великов собрал, со свалки.
Я бы поверил. Рама погнута, проржавела, на колесах не хватает половины спиц, а руль – словно его кто-то жевал. Кожа на седле протерта, пружины торчат. Вот этот у парней точно никто не угонит. Зато если наш легендарный «гаишный» старшина Катяшичев увидит парней на таком велике, пиши пропало.
Спросить, что ли: на месте ли Бурмагин? Но эта шантрапа, в отличие от бабушек, могла и не знать. Или не сказать. Тем более не скажут, трезвый нынче охотник или пьяный. Если он пьяный, то разговора не получится. Хуже бывает только в одном случае: если мужик с похмелья. Поэтому я не пошел с утра и не стал затягивать визит до позднего вечера. Шестнадцать часов – самое то. Даже если Бурмагин и пьет, он еще адекватен.
Конец ознакомительного фрагмента.