Убей когда сможешь
Шрифт:
Зазвонил телефон. Альбер поднял трубку. Его передернуло, когда он услышал голос мадам Дефрок.
— Мосье Лелак? Зайдите, пожалуйста, к господину комиссару.
Он проглотил ругательство. Может, он получит от Корентэна ордер на обыск и людей? Если это известие достоверно… Нельзя объявить пропавшей восемнадцатилетнюю девушку, потому что она не явилась в одиннадцать, утра на свидание. И дело не считалось бы исчезновением, им бы не занимались, о нем даже не сообщили бы, если бы, не специальное указание.
«Я стал звездой, —
Приемная Корентэна казалась поразительно пустой без Бришо. Лелак и не представлял, что за такой короткий срок привыкнет к присутствию Бришо в этой комнате, к тому, что он сидит напротив мадам Дефрок и с любопытством оглядывается, когда открывают дверь.
В кабинете комиссара в широком обтянутом бархатном кресле, предназначенном для посетителей, сидел доктор Сен-Жакоб, повесивший пиджак на спинку одного из стульев. Он рассеянно глянул на Альбера, словно соображая, кто он и что ему здесь нужно. Корентэн сидел напротив него, перед обоими стояли рюмки с коньяком. Комиссар сделал Альберу знак рукой, чтобы тот проходил. Сесть, однако, не предложил.
— Ты еще не знаешь, — начал Корентэн, — комиссия по расследованию подала на тебя жалобу.
Альбер кивнул. Новость его не удивила.
— Тебе ясно, что это означает?
— Нет.
Теперь кивнул комиссар.
— Тогда я объясню. Это может стоить тебе места.
Он замолчал, пристально глядя Альберу в глаза, будто ожидая ответа. Альбер не знал, что сказать. Внутри у него все сжалось, внутренний голос подсказывал, что это не может быть правдой. Затем в нем заговорил другой голос: пойду в частные телохранители, буду больше получать, напишу книгу о выживании и стану богатым.
— Думаю, ты хочешь сохранить свое место? — несколько язвительно спросил Корентэн.
— Да-а, — немного неуверенно ответил Альбер. — Да, — добавил он решительнее.
— Мне жаль вашего друга, — заговорил Сен-Жакоб, покачивая головой. — Молодой человек, перед которым открывалось такое прекрасное будущее!…
— Быть может, он выживет, — сказал Корентэн, бросив на Альбера предупреждающий взгляд.
— Я понимаю, что насилие рождает насилие, — философствовал за рюмкой коньяка Сен-Жакоб. — Полицейские, находясь в опасности, легче хватаются за оружие, легче воспринимают, когда во время допроса умирает подозреваемый, а общественное мнение бывает не слишком потрясено, когда умирает полицейский. Но когда-то надо положить этому конец, вам не кажется?
Альбер утвердительно мотнул головой.
— Расскажи
Альбера смущало то, что он не может сесть. Он не привык стоя докладывать шефу, правда, еще никогда карту не была поставлена его должность. Он даже не знал, как начать и что сказать.
— Ну… Мы с Буасси поехали к Жиле, к борцу. Когда вернулись, время дежурства истекло. Буасси сразу поехал домой, а я зашел за кое-какими бумагами.
— Чтобы забрать их домой? — спросил Корентэн.
— Да.
Корентэн кивнул. Он строго запрещал брать докуметы домой.
— Вероятно, вы читали их не здесь? — спросил Жакоб.
— Да.
— Сколько времени вы провели в здании?
— Даже не знаю. Несколько минут, пока искал нужные бумаги.
— Что вы за это время слышали?
Хлопок, хотел сказать Альбер, но Корентэн опередил его.
— Документы уносить домой запрещено! За этом полагается строгое наказание. Лелак солгал, сказав, что читал документы здесь, сочтя за лучшее придумать, будто что-то слышал.
Сен-Жакоб кивком подтвердил, что понимает.
— Ты будешь наказан за то, что унес документы домой, и можешь радоваться, если тебе сойдет с рук, что ты ввел комиссию в заблуждение. Излишне настаивать на своей выдумке. Ибо если ты слышал, как того человека жестоко избивают и ничего не сделал, чтобы этому воспрепятствовать, можешь отправляться прямо домой и искать себе хорошего адвоката. Понял?
Как не понять!
— Словом, вы слышали что-нибудь или нет? — спросил Сен-Жакоб.
Альбер разглядывал рисунок ковра.
— Нет, — тихо ответил он.
— И сказали так только потому, что выносить документы запрещено и вы боялись наказания?
— Да.
Оба вздохнули, как доброжелательный учитель и инспектор комиссии, принимающие экзамен у тупого ученика, который наконец-то выжал из себя дату падения, Бастилии, и они могут поставить ему тройку.
— Можешь идти, — сказал Корентэн.
— Да, — ответил Альбер, но не двинулся с места. Он чувствовал себя униженным, трусливым, подлым, ему хотелось сделать так, чтобы весь этот разговор оказался несостоявшимся.
— Благодарю, — произнес доктор Сен-Жакоб. — До свиданья.
Корентэн взглянул на Альбера, сделал нетерпеливое движение, и тот медленно отправился к двери. Он вышел не простясь, но ему показалось, что они вовсе в этом и не нуждались.
«Марта была права, — думал он. — Мне следовало выйти и посмотреть, что там за шум. Я должен был их остановить. Должен был возмутиться, а не пожимать плечами, говоря, что это несчастный случай. Человека насмерть избивают полицейские, которые должны его защищать! И если я ежедневно буду видеть новые и новые убийства, если Бришо умрет от ран, если меня тоже убьют, это не изменит дела: того человека убили полицейские, а у него даже не было права дать им сдачи».