Убейте прохожего!
Шрифт:
– С чего ты взяла?
– Ну как же? Проект! Реконструкция!
– Да нет! – Виктор махнул рукой. – Это просто слова такие. А на самом деле, ничего серьезного.
Бабушка не поверила. Сказав, что дядя Толя вложил в этот дом не только миллионы денег, но и частичку своей души, она в категоричной форме потребовала сохранить в нем следы его пребывания.
– Вот умру – тогда и делай что хочешь. А пока…
А пока она жива, Виктору, значит, нельзя делать ремонт в доме, где в трещинах потолка, по-видимому, хранится память о ее родном брате, мои родители не имеют права трогать в переполненном
Кстати, пока не умерла бабушка, ночевать вне дома мне тоже категорически запрещено.
Романов вернулся через пять минут. Сел за стол, помахал ладонью возле лица и выдохнул:
– Жарко тут у вас!
У нас было действительно жарко. Радиаторы отопления, скрытые за тонкой шторой, раскалились до такой степени, что я чуть не ожег пальцы, нечаянно прикоснувшись к ним.
Увидев это, Виктор довольно улыбнулся.
– Это я велел Михаилу натопить! – похвастался он.
Нашел, чем гордиться, идиот! Хотел ему сказать, что в тридцать два года не уметь пользоваться газовым котлом теперь уже своего дома – первый признак умственной деградации, да передумал – не хотел накалять обстановку.
Предложил:
– Может, окно откроем?
Разгоряченный после выпитого коньяка Романов поддержал меня. А Анечка нет. Покосившись на кресло, в котором еще вчера сидел Рыльский, она высказала опасение, что в окно может кто-нибудь влезть.
– Кто? – рассмеялся Виктор. – Дядя Максим? Брось! Он уже давно грызет глотки где-нибудь километрах в ста отсюда!
– А вдруг он вернется?
– Не вернется! А если вернется – ему же хуже будет! Ты меня знаешь! Я ведь колья точил не для того, чтобы Михаил к ним саженцы подвязывал! Правда, – тут Виктор бросил на Романова уничижительный взгляд, – они недостаточно остры для серьезных дел, но ведь и грудь русского упыря небось тоже не железная! Я правильно говорю?
Я сказал: правильно. И добавил:
– За исключением того, что упырь Рыльский, по мнению Василия Сергеевича, Константина зубом не трогал.
Не знаю, возможно, с моей стороны было не совсем этично передавать слова, сказанные в приватной беседе, да к тому же не совсем трезвым человеком, но уж очень в этот момент мне хотелось осадить Виктора. Смотреть на то, как он с важным видом несет откровенную чушь, было выше всяких сил.
Бабушка всплеснула руками.
– Что я слышу! Вы действительно так сказали? – обратилась она к Романову.
Пьяно улыбнувшись, Романов ответил: да.
– Объясните! – потребовал Коновалов.
– А чего тут объяснять? Вы, как я понял, считаете Рыльского упырем единственно на основании показаний Анны, которая видела, как он то ли пил кровь Константина, то ли, как только что выразился Виктор Анатольевич, грыз ему глотку. А между тем, хочу напомнить, что, по свидетельству экспертов, Константина убили обычным кухонным ножом, который убийца держал в правой руке!
– Да, это так, – после секундного замешательства согласился Коновалов. – Но ведь Рыльский мог сначала убить Худобина ножом, а уж потом…
– Уверяю вас, – приложил ладонь к груди Романов, – он его не только не грыз, он его даже
– Почему вы так решили?
– Потому же, почему Виктор Анатольевич не мог убить своего брата, а именно, из-за отсутствия отпечатков пальцев на бокалах из-под коньяка… Давайте рассуждать логично, – предложил Романов. – Если убийца стер свои отпечатки с бокалов, это значит, он брал их в руки! Так?
– Ну, так.
– Что, в свою очередь, указывает на то, что убийца, перед тем как заколоть Константина, скорее всего, пил из них! Правильно?
– Ну и что? – спросил Коновалов. – Что это доказывает?
– А то, что Максим Валерьянович в принципе не мог оказаться в данной ситуации! – воскликнул Романов. – А не мог он оказаться в ней потому, что, в отличие от меня, грешного, не пьет! То есть совершенно! Он, уверяю вас, серьезно болен! И я, кажется, догадываюсь чем!
– И чем же? – спросил Виктор.
– Вы когда-нибудь слышали про болезнь под названием порфирия?
– Стойте! Стойте! – замахал руками Коновалов. – Если я вас правильно понял, – обратился он к Романову, – то, по-вашему, Рыльский не мог убить Константина по причине того, что является трезвенником, тогда как убийца, насколько нам известно, перед тем как совершить преступление, пил с убитым… Так?
Теперь уже Романов сказал: так.
– Хорошо! – согласился Коновалов. – В смысле: хорошо, если Рыльский действительно закоренелый трезвенник! А если нет? Если он все-таки выпивает? Пусть даже чуть-чуть, в исключительных случаях: на поминках, свадьбах, днях рождения начальства? Что тогда?
Бабушка сказала, что на ее памяти за последние пять-шесть лет таких случаев не было. А я, в свою очередь, напомнил присутствующим о том, как вчера за обедом Максим Валерьянович в категоричной форме отказался от коньяка, предложенного ему Константином.
– Это что же тогда получается? – спросила Анечка. – Выходит, среди нас убийцы нет?
Я мысленно поаплодировал ей. Хороший вопрос. А если принять во внимание тот факт, что все мы не далее как вчера дружно признались в убийстве Константина, так просто замечательный!
Не успела Анечка закрыть свой прелестный рот и в ожидании ответа посмотреть на мужа, как Коновалов вскочил на ноги. Делая огромное количество ненужных движений, обежал стол и, размеренно махая указательным пальцем перед лицом Виктора, проорал, что он не верит ни нашим словам, ни нашим алиби, что сегодня ровно в пятнадцать ноль-ноль все до единого по его команде займут те места, которые занимали вчера, и станут делать то, что делали ровно сутки назад.
– Ясно вам?!
Анечка испугалась. Сидя на стуле, она непроизвольно выпрямила спину и сказала: да.
– А вам? – Коновалов обратился к Виктору.
– Ясно.
– И вот еще что! – сжав пальцы в кулак, Коновалов затряс им в воздухе. – Если кто-то вдруг во время эксперимента окажется там, где, по словам свидетелей, оказаться не мог, или чьи-то действия не состыкуются со временем, когда эти действия должны были произойти – не взыщите! Нагружу по полной программе, кто бы он ни был!
Тут Коновалов внезапно умолк. Удивленно захлопал ресницами и, ничего не говоря, быстрым шагом вышел в коридор.