Убежище 3/9 (сборник)

Старобинец Анна Альфредовна

Громко стуча каблуками, Ирочка пошла прочь по коридору.

XXI. Детеныш

И еще очень много разных странных существ показала ему Костяная; в тот день Мальчик познакомился почти со всеми.

Уже под вечер она подвела его к избушке, стоявшей на отшибе, и сказала:

– Сейчас я покажу тебе одну девочку. Ее зовут Спящая.

Они зашли в избушку. Там было чисто, светло (длинные ряды зажженных свечей располагались вдоль стен) и очень пусто. Собственно, кроме этих свечей и маленькой белой кроватки с резными прутьями, в доме не было вообще ничего.

Сверху на кровать было

наброшено покрывало из легкой полупрозрачной ткани. Старуха подцепила длинными когтями край покрывала и аккуратно сняла его.

– Смотри. Вот она, наша Спящая. Красавица наша!

Мальчик подошел к кроватке и опасливо заглянул внутрь, ожидая увидеть очередного монстра.

Девочка была совсем не страшная. Она лежала на спине, и одна ее рука – с тонким-тонким запястьем, на котором просвечивали голубоватые венки, – высовывалась из-под одеяла. Ее бескровные губы изгибались в странной улыбке – как будто ей было то ли очень хорошо, то ли очень больно…

Некоторое время Мальчик смотрел, не отрываясь, на ее узкое, бледное лицо с резко очерченными скулами, на длинные, изогнутые ресницы – такие яркие, такие угольно-черные на фоне голубоватой белизны лица. Смотрел на ее блестящие, густые кудри. Кого-то она ему напоминала, эта девочка… Другую девочку… Ту, рядом с которой он сидел в красном кресле – на аттракционе в Пещере Ужасов. У той тоже были длинные ресницы, темные кудряшки и что-то общее в чертах… И все же та, на аттракционе, была лишь жалким подобием этой.

– Какая красивая! – шепотом сказал Мальчик.

– Да ты говори, Детеныш, нормально. Она все равно не проснется.

– Почему?

– Как почему? Потому что она заколдованная. Она будет спать, пока однажды ее не поцелует…

– Прекрасный принц?

– Ну да, что-то вроде того. Если сам знаешь, чего спрашиваешь?

…Была глубокая ночь, когда они подошли к дому, где жили Брат и Сестра.

– Ну вот, поиграешь немного с детками – и пойдем домой, ладно? – Костяная выглядела очень усталой. – Если хочешь, спроси их, какие есть способы вернуться к маме, – они вроде бы знают. Но лично я тебе не советую этим заниматься, Ванюша. Все равно ничего не получится.

В тот вечер Брат и Сестра научили Мальчика, как искать дорогу домой по хлебным крошкам и по маленьким камушкам.

И много, очень много дней и ночей прошло, прежде чем Мальчик убедился в том, что Костяная права: ни камушки, ни крошки, ни какие-либо другие ухищрения не помогали. Из леса не было выхода.

XXII. Путешествие

Я, наконец, согрелась.

Вылезаю из-под матраса. Из своего укрытия.

Сажусь.

Уже почти стемнело. Я не включаю свет – так будет удобней смотреть в окно. Бесконечный хвойно-березовый лес растянулся вдоль железной дороги большой мертвой зеброй.

Я почему-то чувствую себя гораздо лучше. Усталость – это да, но в целом вполне себе ничего… Кажется, даже температура спала. Елки-березы, елки-березы… Никогда я их не любила. Есть что-то в них безнадежное… Какая-то обреченность. И еще от них ужасно хочется спать. Даже не спать – зевать…

Мой рот кривится, послушно готовясь выдавить из глотки зевок, открывается все шире и шире. Сами собой зажмуриваются, слегка слезятся глаза. Вот, вот она, уже на подходе, долгожданная щекотная судорога… сейчас я зевну – нет, не получается… Несколько секунд – и снова приятно и мучительно напрягается гортань, я открываю рот и жду облегчения, жду, когда зевотная волна пройдет через меня, даст мне расслабиться и нормально дышать, глубоко-глубоко вздохнуть… Но слишком густая, клейкая эта волна никак не хочет выплескиваться, медленно утекает

в меня и тут же просится обратно наружу… Слезы ползут по моим щекам, я строю гримасы, чавкаю языком, корчусь и таращу глаза. Я просто хочу зевнуть, мне нужно, очень нужно зевнуть… Мне нужно хотя бы вздохнуть… Выдохнуть… Кашлять… Но я не могу – с мягким хлюпаньем что-то сжимается в горле. Там остается лишь маленькая, совсем крошечная дырочка, через которую я тяну, тяну, тяну в себя воздух… его гораздо меньше, чем мне нужно, но это все-таки воздух…

Поезд, покачиваясь, замедляет ход. «О-си-и-новка!» – кричит радостный детский голос в коридоре. И от этой качки, от этого тоненького пронзительного «си-и-и!» мне снова хочется, так непреодолимо хочется зевнуть, что на секунду я перестаю дышать, – и крошечная дырочка в моем горле немедленно стягивается и тихо закрывается – навсегда.

Я все еще вижу… елки-березы, елки-березы, елки-березы… навсегда…

Лес.

Часть третья

I. Мост

– Эта нянька сумасшедшая или преступница. Она все может. Зачем ее только к нам взяли.

– Да бросьте, дети, ссориться. Так и до елки не доживешь.

Елка у Ивановых

Есть такой голос – без определенного тембра, не громкий и не тихий, не ласковый и не грубый, спокойный, интимный, уверенный, совершенный, отрешенный, единственно правильный голос. Ему невозможно не верить, невозможно не доверять, невозможно не подчиняться – он знает все. Этот голос иногда говорит с нами во сне. Делится крупицами своего знания. Что-то приказывает. Или объясняет. Или утешает – но это совсем редко… Утром, когда отвизжал свое будильник, когда съеден завтрак, когда вымыта посуда, когда льется вода в душе, когда во рту горько-сладкое послевкусие ночной неподвижности, растворимого кофе и зубной пасты – утром его советы, его приказы, его откровения забываются. А если не забываются, то кажутся просто ерундой, бессмыслицей, не подчиняются скучной, неловкой, недоразвитой логике бодрствования. «Пятница – это синий день»… «Не соглашайся играть в реке»… «Сто двадцать шесть»… «Головы деревьев зарыты в земле»… Что это? Откуда? Зачем они нам, эти ошметки какой-то большой, бесформенной, нездешней правды? В книгах можно найти объяснение этому – у Фрейда, у Юнга, у кого только не… Что-то про подсознательное. Про бессознательное… Уже не помню. В моем теперьэто не важно.

В моем теперья никогда больше не прочту ни одной книги. В моем теперь я не почувствую больше вкус кофе. В моем теперь всегда ночь, и лес, и тропинка, освещенная лунным светом. В моем теперь не наступит утро.

В моем теперьсо мной опять говорит этот голос. Голос из снов. Я узнаю его. Я доверяю ему.

Он говорит:

– Я отвечу на три твоих вопроса. Только сначала тебе нужно пройти сорок шагов.

– В какую сторону?

– В любую.

Иду, считая шаги. На тридцатом шаге я подхожу вплотную к маленькой речке. В ее неподвижной черной воде отражается полная луна. Чуть в стороне через реку перекинут хлипкий деревянный мостик.

Делаю шаг – захожу в воду. Она ледяная. Еще девять шагов по скользкому илистому дну – и я дохожу аккурат до середины реки. Вода покрывает меня с головой, впитывается в волосы, остужает кожу, медленным густым потоком заливается в уши и ползет дальше – через горло, через бронхи, через кишечник, через вены, сосуды и капилляры заполняет меня холодом. Въедается в меня. Пропитывает пронзительным холодом изнутри.